Юрий Топунов

Затем, я показал бы вам людей:
Вот девушка, стройна, как кедр ливанский,
Раскосость византийская в очах,
И крылья на расправленных плечах,
Несущие ее под солнцем белым
Над пляжем ( но уже не загорелым,
А выжженным), над сизою водой,
В которой муть медуз с травой смешалась,
Над броскими зонтами кабачков,
Уже пустынно-сонных, без зрачков,
Где только бармены со скукой в лицах
Между собой о чем-то говорят,
На креслах, развалившися, сидят,
Да женщины на пляже: «Крабы, пицца,
Креветки жирные, с картошкой пирожки,
Плов, мидии, какие-то там сласти !!!» -
Кричат, как будто в ихней власти
Вселенной мерные остановить шажки.
Да, увлекшись, про девушку забыл,
Летящую над этим странным миром,
Который в беспредельности застыл,
Беспечно преклонившись на перила:
Она в беззвучной реет пустоте,
Касаясь всех, но следа не оставя,
Летит, летит, как будто в высоте
Она узрела что-то, что не в праве
Нам рассказать...

Оставим девушку, - пускай себе парит,
Ее полет лишь для нее означен.
А я хотел бы взоры обратить
На бурность волн, взрывающихся в скачи.

Конец сезона, что и говорить,
Пора не для поэзии изящной,
Но все ж, как ни старайся уводить
От этой темы, - ей во славе вящей
Сверкать, посколику без знака
Вопроса, восклицания иль точки,
Нам на листе не увидать ни мрака,
Ни света – будут только оболочки
Пустых и беспредельно нищих слов,
А знак поставлен – смысл уже готов.

Итак, я показать хотел бы море:
На горизонте темное, как тень,
Вблизи лазурное с зелеными глазами,
Смолкающее только в редкий день
Оскалив зубы, с легким львиным рыком
Грызущее песок по берегам...
А впрочем, хватит, все уже избито,
Описано, рассказано и нам
Соперничать с великими не стоит –
Сказать, быть может: рука руку моет,
Волна – волну, и так века веков
Все лижет море кромки берегов.

Но море показать, - еще не штука, -
Вот небо, все в разводах облаков,
Напоминающих то птиц, а то богов,
Летящих с края в край легко без звука.
В разводах и струях небесных речек
Бушуют водопады и грома,
Порой, вскипит такая кутерьма,
Что свод небесный весь огнем иссечен.
И вот еще хотелось показать:
Как клонит день к суровому закату
И по небу плывет уже не вата,
А туч стальных необоримых рать.
Сверкают молнии, связуя твердь и небо,
Грохочет гром раскатами и врозь,
Пронизывая вскиды волн насквозь,
С небес столбы огня срывают злость,
За горизонт прогнавши даже Феба.

А вот теперь я снова покажу
Вам девушку, идущую по кромке,
Меж тьмой и светом, в беленькой футболке,
Ступающую гордо и легко.
Склонивши голову, глазами что-то ищет,
Наклонится и разгребает тыщи
Ракушек, выброшенных бурною водой.
Что видится ей в этих погребеньях
Остатков, бывших живностью морской –
Мы выставим за смысл стихотворенья...

Но девушка так бережно берет
Скелетик ракушки какой-то незаметной,
В кармашек на груди его кладет,
И каждый раз, лишь вновь она пригнется,
Они звенят и шепчутся в ночи...
В то время, как последние лучи
На небе затухают, искры Солнца
Еще, порой, одолевают тьму
И девушка смеется чисто звонко,
Подобный смех бывает у ребенка,
Взглянувшего в подзорную трубу
На небо в россыпях алмазов и сапфиров
И, радуясь изысканным мерцаньям,
Цены не зная камням на земле,
Он просто счастлив мигу Мирозданья,
Летящему на бархатном крыле,
Над драгоценностями всех живущих Миров.
А что же девушка? А девушка летит
Меж морем и землей, меж небом и громами,
Ракушками в карманчике звенит,
Парит и проплывает между нами...

Я вам хотел бы показать финал –
Конец сезона на пустынных пляжах,
Однако, не сдержавшись, рисовал,
Показывал, увлекшись, называл,
Что было – не было, и то, что будет даже...

               Лазурный. Конец августа 2001г
 

Дорога, что уткнулась в никуда,
Приводит к, обалдевшему от жара
Пылавшего все лето здесь пожара,
Морскому берегу. Чуть мутная вода
Не в силах даже накатить волною
На выжженный песок и лишь, порою,
Вдруг вздрогнет рябью. Белые стада
Пушистых туч, а в глубине чуть серых,
Что заменили пестрые зонты,
Которыми утыкан был весь берег,
Плывут по небу сонно, как коты.
Почти нет тел на пляже поросячьих –
На Север дальний отбыли уже.
Торгующие, часто в нигляже,
Идут, - несут, несут плоды удачи
С клочков земли, пусть тощих, но своих,
Отсчитывают до копейки сдачу,
А Пляж глядит с улыбкою на них.
Вот тонким голосом: «Огромные креветки!»-
Пацан кричит (от силы, восемь лет),
А загорелый просоленный дед
Тараньку предлагает. Там обед
С домашней кухни тащат две соседки.
Татарка старая гортанно и легко
Отведать просит сладости Востока
И крик ее плывет поверх ларьков,
Стоящих вдоль ограды одиноко.
На этом месте сделаем вираж –
Посмотрим на картинок вернисаж.

Вот кумушки, взахлеб свое судачат,
Приклеив на нос рваные клочки
Вчерашних новостей. Порою, сквозь очки,
Взглянув на малыша, что в рот медузу тащит,
Кричат истошно громко на весь пляж:
«Ах, чтоб тебя! Брось, выплюнь, вымой руки!»,
Шлепок, но не со злости, а от скуки,
И вновь ныряют в сплетен буйный раж.
А эта пара прячется под тентом,
Лениво курят, томно пиво пьют
И сонно над кроссвордами клюют
Носами. И песчинки ветром
Несет и колет щеки, плечи, лоб.
Песок смахнув с разбуженного тела,
Заходят в море, остудиться чтоб,
Ступая осторожно и несмело.
А если голову немного повернуть,
И бросить взгляд на поросль молодую,
Азартною игрою в поцелуи
Занятых уже несколько минут,
Без меры пьющих пиво из бутыли,
Смеющихся над тем, что не смешно,
Звонящих показушно по «мобиле»
До четырех секунд. Не более! Грешно
Смеяться над убогой нищетою,
Но мы смеемся просто над игрою
Актеров, для которых Мир – театр,
Для них черт –кум, а Бог – почти что сват…
А дальше больше личины и маски:
Те крутят задом, те снимают топ
И томно под очки скрывают глазки,
Порой сдвигая их на смуглый лоб.
Вокруг же вьются толстые мальчонки,
По возрасту им годные в отцы…
Да, ладно! Выбирают-то девчонки,
Кого присмотрят, а не стервецы…
Все, хватит личин! Хоть не видно ликов,
Но лица есть: их светлые глаза
Глядят на море, небо… И слеза
На щечке бархатной сверкает тихим криком
Восторга, выражая бурю чувств.
Соль язычком облизывая с уст,
Песок взрывают стройными ногами.
Плывут меж небом гордым и землей,
Над желтыми песками и водой,
Меж нас, но, в то же время и не с нами.
Они и украшают сонный пляж.
Но здесь мы снова сделаем вираж
И обратим свой взор на гладь морскую,
Такую, как художники рисуют.

Как ни крути, а бархатный сезон
Накладывает четкий отпечаток
На все, что видит глаз. Но не резон
Нам утверждать – мол, ветер нежно-сладок,
А море не горчит и солнца жгучий шар
Уж не горяч. Хотя дневной пожар
Не обжигает больше нежной кожи
И вдоль воды гуляют мал и стар,
И разные, но в чем-то все похожи.

А море лижет ласково тела,
Плескающие сказочной лазурью,
Немного мутной и с остатком дури,
Что после бури пышно расцвела.
Уже прохладой тянет из глубин
И к берегу в тепло плывут медузы,
Колышутся, отваливая пузо,
Прозрачные, подобны стае льдин.
А дна не видно. Через толщу вод
Наверх оттуда водоросли рвутся
И медленно плывут, о берег бьется
И бесконечный водят хоровод.
Над морем чаек бреющий полет,
Так низко над водой, вот-вот прервется,
Споткнувшись о шальные искры солнца,
Но, обретая в воздухе оплот,
Взмывают вверх, как хлопья белой пены
От волн, безумно бьющихся о стены
Высоких круч. Скользит за лодкой плот,
Мча по волнам для острых ощущений,
Любителей кататься взяв на грудь,
Пытаясь скинуть и перевернуть,
И тратит силы ради тех мгновений.

Но вот и день склонился долу ниц.
Прохладный ветерок взывает о покое
И взгляд скользит за длинным четким строем,
Летящих, молча, на ночевку птиц.
Здесь красками закат повелевает.
Запечатлеть пытаясь навсегда,
Фотограф, воспаривший в облака,
Свой объектив на Запад направляет.
Но суета сует и здесь как здесь:
Змеятся в кадре юные вакханки,
В глазах невинность и порок, и спесь, -
Когда в отлучке госпожа, служанки
Пытаются исполнить ее роль,
Для них не важно – шут или король,
На шее бриллианты или склянки,
И не саднит на ранах сердца соль,
Поскольку сердце – камень у служанки…

За вспышкой вспышка щелкает затвор,
Рассеивая девичий затор.
И лихорадит двери ночных баров,
Гром музыки рвет уши на куски,
Огни, как блёски рыбячей луски,
Горят на ветках. А мангал пожаром
Пылает, деревянные куски
Глотая жадно, шумно и со смаком,
Трепещет пламя ярко-красным стягом,
Готовя угли нам на шашлыки.

Ночное море вкрадчиво лежит,
Недвижимо зияя пустотою
Огромных глаз, которыми, порою,
Невольно залюбуешься. В зенит
Луна, гордясь своею чистотою,
Улыбкою таинственной манит,
Во взгляде жало страсти обнажив,
Из светотеней лепит миражи.
Дорожка лунная, врезаясь в толщу вод,
Которые к ночи уже как слезы,
По дну блуждает, дерзко кривит рот,
Из ликов Вечности плетет метаморфозы.

У кромки моря столик на песке,
Нагроможденье фруктов и бутылок.
Пушистый локон вьется на виске
И треплется от ветерка в затылок.
Играет терпкость красного вина
В, застывших между фруктами, бокалах,
В которых подгулявшая Луна
Плескается беспечно (уж без жала).

Бесшумно на песчаном берегу
Гарцует лихо на коне горячем,
Согнувшем шею мощную в дугу,
Как амазонка, наслаждаясь скачем
И встряхивая гордой головой,
Беспечно девушка, любуяся собой
И ощущая взгляды, что с веранды,
Из-за ограды, вслед бросают ей
Мужчины, далеко, увы, не гранды
И девушки, одна другой милей,
Но в боевой космической раскраске
Похожие, скорей всего, на маски;
И все они, с испугом чуть, глядят,
На, горячащую коня, степей богиню,
И вьются волосы по ветру черно-сини,
Недвижно-горд ее орлиный взгляд.
А стада тучек ластятся к Луне,
Поочередно закрывая звезды,
Мерцающие золотом в руне,
Немного тускло, и сплетаясь в гроздья.

Все затихает, ночь, сложив крыла,
Накрыла берег темным покрывалом,
Последний блюз уже звучит устало,
Змеей свернувшись в глубине бокала
За тонким льдом прозрачного стекла.
В прохладе ветерка застыли пары
И пес бродячий воет, все забыв,
Под перебор расстроенной гитары,
Какой-то песни жалостный мотив.
Застыли море, небо, даже воздух,
Внимая песне, что звучит без слов,
И только радостно сверкают в небе звезды,
Как гвоздики в груди Первооснов.

И все же не борьба стихий
Нас занимает и волнует.
К примеру, ветер тоже дует
И гонит облака. Стихи
Рождаются в душе от чувства,
Что Бог, как искру, заронил,
Взлелеял и раздул искусно,
Из Тьмы возвел и проявил.

Итак, курорт в конце сезона
Уже, как сдутый шарик, тих.
Лишь моря голубое лоно
На полотне – последний штрих.
Еще немного, - рев и пена,
Свинец под рванью облаков
И гневные глаза богов,
Гремящие попеременно
В борьбе за попранный престиж.
Пока же, слава Богу, тишь…
Песчаный шелк ступни ласкает
И ощущается полет
Над чуть дрожащей толщей вод,
В которой лед медуз не тает.
Пришельцы из седых глубин,
Крылатые скитальцы моря,
Паря над бездной, как один
К теплу стремятся, волнам вторя
Спокойным ритмом кружевов
Вокруг прозрачных куполов.

Рисует пена на песке
Узоры бесконечных судеб,
Ногами попирают люди,
Чьи судьбы лишь на волоске,
Узоров тех прекрасных блики,
Но снова проявляют лики
Вода и пена, дружно в лад
Рождающие без преград
Своих фантазий бесконечных
Рисунки, что плывут в веках,
Подобны бегу быстротечных
Секунд и мигов на устах
Беспечной вечности Творенья.
Свирели тростниковой пенье
Плетет подобно кружева
Из звуков, что родясь незримо
В пространстве пролетают мимо
И исчезают, как слова,
В ночи бесшумно растворяясь,
И вновь из памяти являясь.

В глазах застывшая печаль
На мир взирает отстранено,
Живя лишь по своим законам,
Рождает слез скупых хрусталь,
Которые с водой смешавшись,
Теряют признаки души,
И до конца себя отдавши,
Плывут в безвременной Тиши,
Всю сущность капли в Океане
Храня незыблемо во век,
Они не лечат и не ранят,
А просто совершают бег.

У кромки легкого прибоя
Возводит замки на песке
Из полыхающего зноя
Мальчишка с внешностью плейбоя
И нежным пухом на щеке.
Капризно губки надувая,
Наморщив носик, хмуря взгляд,
Их рушит фея молодая,
Откинув голову назад,
Оливкоцветною ногою
С кошачьей грацией, вторя
Едва звучащему прибою
Танцует. Бросив якоря,
Стоят почти как у черты
Меж морем и звенящим небом
Два корабля, из той мечты,
В которой ты и был, и не был,
Но что-то помнится слегка:
То шпили замков выплывают,
Цепляяся за облака,
То крылья парусов взлетают
Над изумрудною водой
И бесконечной чередой
Летят вперед и в дымке тают…

Да, магия конца сезона
В фантазиях своих легка, -
То превращает облака
В парящих птиц, то зелень кроны
Акации поет романс
О быстротечности печали
И околдовывает нас.
Устало музыка звучит
Из недр кафе, площадок, баров,
И на расплывшемся базаре
Никто зазывно не кричит.
Там продавцы, собравшись вместе,
Судачат и котлетой в тесте
Закусывают, не спеша,
Вина рубинового всплески,
Текущего рекой, и в блеске
Их глаз горит его душа.
Бармены и официанты
Не демонстрируют таланты,
Лениво в креслах развалясь,
И наблюдают отстранено
За сизым дымом, что чуть сонно
Узоров вышивает вязь.

Гоняет ветер пыли клубы
Там, где когда-то было дно
Озерной глади. Как в кино
Идут чредою, сжавши губы
И глаз прищуривши овал,
Вконец замученные зноем
И околдованные воем
Небес и ветра, стар и мал.
Пронзает небо, словно дротик,
Взревая и дрожа крылом,
Сквозь брызги солнца напролом
Миниатюрный самолетик.
А пляж весь в шуме кутерьмы,
В телах, купальниках и шляпах,
Зонтах и криках. Фруктов запах,
Арбузов, дынь, морской травы,
Восточных сладостей, креветок,
Тарани, пива, что из сеток,
Коробок, сумок достают
И продают, и продают…
Кипит людская карусель, -
Галдят, жуют, листают чтиво,
Под зонтиком смакуют пиво
И окунаются в купель
Волны прохладной с зеленцою,
Которая контрастом к зною
Для смуглых тел судьбой дана.
Вода сверкает и искрится,
Над нею пролетая птица,
Хохочет весело. До дна
Лучи свободно проникают
И капли на щеках сверкают
Плывущих к горизонту, вдаль.
И все прекрасно без сомненья,
Но почему в эти мгновенья
В сердца впивается печаль?…