ПАДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ
Зимняя блажь
Дождь идет, дождь идет,
Зимний дождь: вода – лед.
Парк опустевший грустит на скамейках,
Дуб, словно леший, ветки как змейки,
Съежившись, люди спешат под дождем;
Любим - не любим, ждем и не ждем.
Дождь идет, дождь идет,
Нет на свете теплых нот.
Боже мой, что же это такое:
В лицах прохожих жало стальное,
И нет им дела до парковых страстей,
В судоргах тела они ищут счастья.
Дождь идет, дождь идет,
Будто что-то он поет.
Кто же согреет, кто не обманет,
Где тепло зреет, куда холод канет,
Но нет ответа, а дождь щеки мочит,
Сжавшись от ветра за пазухой ночи.
Дождь идет, дождь идет,
Тихий шум в ночи плывет.
Дождь идет, дождь идет,
Ночной дождь: вода – лед.
Игра
Все играем мы в жизнь,
Каждый смел и удал,
Но крутись, не крутись –
Все равно ты пропал.
У тебя на губах
Пробивается смех,
Но сжимаешь в зубах
Ты и горечь, и грех.
Тонкий девичий стан
Крепко держит рука
И струится обман
С кружевного платка.
Но игра есть игра
И, закрывши глаза,
Ты шепнешь: «Не беда...»
И ни шагу назад.
Глядя прямо в лицо,
Друг тебя предает,
И взлетает словцо
В предкулачный полет.
И звенит в голове,
Как назойливый шмель,
То куплет о вдове,
То припев про шинель.
Но постой, не спеши,
Оглянися вокруг –
Ведь кругом ни души:
Ни друзей, ни подруг;
И, отдавшись судьбе,
Подожжешь ты запал,
Оставляя себе –
Только пан иль пропал.
Сатсанг
Журчит прозрачно горная река,
Среди камней блестит живым алмазом.
На снег вершин ложатся облака,
Сливаясь с ними так, что больно глазу.
И голос тихий, слышный лишь чуть-чуть,
Ведет неторопливую беседу,
О том, что будет полная победа
Добра над Злом, и только это – Путь.
Парит в хрустальной вышине орел,
Отсчитывая взмахами столетья.
И только кто Путем этим ни брел,
Стремяся ввысь и согревая ветер;
И слышал голос в тишине пустынь
И в шуме толчеи на перекрестках,
Но думал – это только отголоски,
А впереди – там – истинная синь...
Узор в воде рисует чья-то трость,
Который пропадает, не возникнув,
И из души вдруг исчезает злость,
В бездействии от действия отвыкнув.
Внутри тебя осядет жизни муть
И будет повторяться тихим бредом,
О том, что будет полная победа
Добра над Злом. И только это – Путь...
***
Как леденец катается во рту,
Так Солнца диск скользит в небесной чаше,
Лучом щекочет черный ус коту
И дарит цвет траве, цыетам и саже.
И я иду сквозь жизнь, как по мосту
Над пропастью, которой нету краше...
Я б хотел...
Я б хотел полюбить Мир таким, как он есть,
Полюбить просто так, без елея;
Но спешит обо мне быстрокрылая Весть,
И, как видно, уже не успею.
Я б хотел, чтоб Зима разорвала фату
И погреться на солнышке, млея,
Но чертит Высший перст роковую черту
И, как видно, уже не успею.
Я б хотел лебединую песнь написать
И застыть, от восторга немея,
Но, увы, ни добавить ничто, ни убрать
Я, как видно, уже не успею.
Я б хотел, хоть на миг, взвиться птицей в полет,
От свободы безмерной пьянея,
Но к посадке подали уже самолет,
Я, как видно, и здесь не успею.
Вот и все, подвести надо б жизни итог,
Вышла вся до конца эпопея.
Но нога заступила за дальний порог –
Я итог подвести не успею.
Ветер
Ох, как дует этот ветер,
Ох, как дует этот ветер,
Ох, как дует этот ветер,
Просто жуть берет.
Плачут маленькие дети,
Потому что дует ветер,
Он за все теперь в ответе –
Пакостник и мот.
Крутит он свои интриги,
Из ветвей сплетая фиги,
И на море волн вериги
Гребнями надел.
Разметал листы у книги,
Перепутал годы, миги,
Километры, мили, лиги
Разбросал пострел.
И стучится в стекла окон,
Проскользнув меж стенок боком,
Растрепавши ивы локон
На виду у всех.
И, свиваясь в смерча кокон,
Он исходит желчным соком,
Наслаждаяся пороком
И лелея грех.
Ох, как дует этот ветер,
Ох, как дует этот ветер,
Ох, как дует этот ветер,-
Кругом голова.
По земле разбросил сети,
Загребая все на свете,
И плюя на те и эти
Грубые слова.
Падающие звезды
Мы между Небом и Землей
Парим вишневым лепестком,
Сечет нам души дождь и зной
И гонит легким ветерком.
Летим то вверх, то вниз и вдруг
Мы замыкаем жизни круг;
В глазах и радость, и испуг:
Не знаем кто нам враг, кто друг.
И по течению реки
Плывем, плывем в последний раз;
Как летом ночи коротки, -
Быстрей, чем зимней ночи час.
Но на губах - роса, роса...
А может горькая слеза
Иль просто дым попал в глаза,
Иль брызжет летняя гроза.
И, растворяяся в Нигде,
Сверкнув, как павшая звезда,
Бежим кругами по воде
И исчезаем в Никуда;
И гнезд себе уже не вьем,
И новых песен не поем,
Паря над золотым жнивьем,
Сон из травы забвенья пьем...
Итоги
Я пережил обиды и крушенья
Несбывшихся желаний и надежд;
Не устоял от головокруженья,
В гордыне позабыв Судьбы вершенье,
И нежась в хоре славящих невежд.
Отмеченные Пламенем Господним
Давно ушли, прикрывши тихо дверь,
А я, в пылу находок и потерь,
Не знаю “завтра”, помня лишь “сегодня”.
Я пережил раскаянье и муки,
Терзающие душу, словно черт,
И волком выл, воздевши к небу руки,
Вином глушил клокочущие звуки
Тоски, что жизнью человек зовет.
Отмеченные Пламенем Господним
Давно ушли, прикрывши тихо дверь,
А я, гадая – верь или не верь,
Забыл, что “завтра” создает “сегодня”.
Я пережил все возрасты и меты,
Не зная для чего и почему.
Но все же в моей жизни много Света,
Быть может, это добрая примета,
Как смымл существованью моему.
Отмеченные Пламенем Господним
Давно ушли, прикрывши тихо дверь,
А я, мечась, как в клетке дикий зверь,
Вдруг понял: “завтра” – это ведь “сегодня”.
Зарисовка на песке
Монотонно гудят провода,
Плавясь в ветре, сухом и горячем;
И плывут над землей города,
На людей щуря окна незряче.
Засыпает дороги песком,
Безнадежно висит паутина,
Липкий ужас за каждым углом
Выгибает лохматую спину.
Здесь кончается власть и друзья,
Обрывается в пропасть тропинка...
Вам казалось, что лишь половинка
Жизни прожита – нет, уже вся.
Лихорадка последних огней
Горизонт разрывает и морщит
И копытами стадо свиней
Жемчуга, что рассыпаны, топчет.
Лепестки запоздавших цветов
Разбивают небесные дали,
Рассыпаются звоны подков
И плывут, неся волны печали.
Здесь кончается власть и друзья,
Обрывается в пропасть тропинка...
Вам казалось, что лишь половинка
Жизни прожита – нет, уже вся.
Песенка короля
Королевская кровь в моих жилах бурлит,
Власть площадною девкой припала у ног
И лучи громкой славы щекочут зенит,
Я над всеми людьми, надо мной – только Бог.
Я – король, моя кровь голубее небес,
Королевская мантия мне по плечу,
Но пометил меня то ли Бог, то ли Бес:
Я ни славы, ни власти уже не хочу.
И под блеском мундира скрывая печаль
От проклятого знанья врагов и друзей,
Я безжалостно душу кую, словно сталь,
Как кузнец, раскаляя в горниле страстей.
Я – король, моя кровь голубее небес,
Королевская мантия мне по плечу,
Но пометил меня то ли Бог, то ли Бес:
Я ни славы, ни власти уже не хочу.
Древний трон подо мною, как стульчик, скрипит
И безликие маски вокруг все снуют.
Но я вижу: над толпами Ангел летит
За моею душой. Или просто на Юг.
Я – король, моя кровь голубее небес,
Королевская мантия мне по плечу,
Но пометил меня то ли Бог, то ли Бес:
Я ни славы, ни власти уже не хочу.
***
Я прожил столько лет и зим,
Что научился быть один.
Я столько думал и мечтал,
Что перестал,- видать, устал.
Упал туман, подходит миг,
Еще который не постиг.
И свет из облака тайком
Мой освещает тихий дом.
Листает книгу на столе
Огонь, что теплится в золе,
Свивает в танце угольки
Движеньем царственной руки.
Рождает сумерки в тенях
Какой-то безотчетный страх,
И речь ведут между собой
Скала и пенистый прибой.
Толпятся у моих дверей
Тьма всяких бесовских людей,
Толкаются, орут, шипят
И каждый предлагает яд.
Я ж прожил столько лет и зим
И научился быть один,
И столько думал и мечтал,
Что, очевидно, жить устал...
Утро
Я проснулся на рассвете –
Мое сердце разболелось;
Так надрывно плачут дети,
Если мать им не ответит.
В серых сумерках столетий
Одному быть – нужна смелость.
Но открыть глаза нет мочи,
Вдох и выдох – ну-ка сделай!
На границе дня и ночи
Чей-то голос мне пророчит:
Сердце биться уж не хочет,
Потому что за пределом.
Раскрываю шире шторы
И стучу зубами скерцо,
В сердце я вонзаю шпоры
И, как конь несется скорый...
Но мутнеет мир пред взором:
Тяжело носить боль в сердце...
Старый воин
Ты росою напоен, закатами сыт
Утомленный от боен, поднятый на щит;
И глаза закрываешь, но ищет рука:
Мой булатный товарищ, прощай на века...
За порог ты ушел –
Была тверда рука,
И скакун твой летел
Прямо под облака;
И взрывалася труб
Раскаленная медь,
Но уже не догнать,
Не взлететь, не успеть...
И, плывущий над строем на крепких руках,
Умирающий воин, не ведавший страх,
Словно крест прижимая кровавый клинок,
Взглядом лишь восклицая: Прости меня Бог!
За порог ты ушел –
Еще был молодым,
А взгляни на себя –
Словно лунь, стал седым.
И ноги не поднять,
В стремена не взлететь...
Лишь гитара зовет,
Но нет силы допеть.
Стансы
Мы кропим жизнь вином,
Преломляя горбушку;
Не считаем,
А листаем
Дни и лета.
И гремят за окном
То оркестры, то пушки –
Птичьи стаи
Улетают,
Тая на рассвете.
И плывет лиц немых белизна,
Словно ландыши в тихом безумье,
И звучит из окна до поздна
Голос скрипки в глубоком раздумье.
Листья кленов трепещут слегка,
Украшая узорами небо,
И бесшумно плывут облака
В свет и тьму,
В быль и небыль.
Мы кропим жизнь вином
Из разорванной вены,
И аорта
Рвется к черту,
Как струна.
К пирсу подан паром
Прямым курсом на небо,
А у борта плещет что-то,
Только не волна.
И рисует неясный прибой
На песке незнакомые знаки,
Чей таинственно-пенистый строй,
Проявляйся, тонет во мраке.
Тишина приглушает огни,
В небесах загораются звезды
И свечами мерцают они,
Но, увы, -
Слишком поздно...
Такова жизнь...
Кости брошены в ночь
И коней понесло;
Мы поставить не прочь,
Даже если назло
И Судьбе, и себе
Все, по сути, одно –
И немой ворожбе,
Что пьянит, как вино.
Пока кости летят
И мерцают вдали,
Тихо спустимся в сад
Сальвадора Дали,
Где на ветках висят,
Расплываясь, часы
И пчелою гудят
В травах капли росы.
Там Антоний Святой
Разметался в бреду
И слонов дикий строй
Исчезает в пруду.
А из грозных небес,
Под безумный набат,
Плывет каменный крест
С Тем Который распят.
Пока кости летят,
Оглянемся окрест:
Нам почудится взгляд
Осенившего крест,
Тихий голос в ночи,
Как дыхание трав,
В сердце нам постучит
Смертию смерть поправ.
Кости брошены в ночь
И коней понесло,
Мы поставить не прочь,
Даже, если на Зло...
Непостижимость
Кипит наш мозг от напряженья,
Из горла бьет фонтаном кровь;
И вновь материи движенье
Толкает нас на постиженье
Того, что мы зовем «любовь».
И вновь Божественной рукою
Зажато горло – не вздохнуть;
Тот режет вены, тот в запое,
Иной ласкает чью-то грудь.
А сердце тронуто тоскою
И тьмой окутан долгий Путь.
И, как безумцы, в мире оном
Теряем смысл реалий снов;
Идем во мраке, вне закона,
Над нами лес смыкает кроны,
А в тишине лишь скрип зубов.
И вновь Божественной рукою
Зажато горло – не вздохнуть;
Тот режет вены, тот в запое,
Иной ласкает чью-то грудь.
А сердце тронуто тоскою
И тьмой окутан долгий Путь.
И мчат века, сбиваясь в счете,
И на пределе вновь и вновь
Бредем в позоре и в почете,
Но даже на последней ноте
Не можем мы постичь любовь.
И вновь Божественной рукою
Зажато горло – не вздохнуть;
Тот режет вены, тот в запое,
Иной ласкает чью-то грудь.
А сердце тронуто тоскою
И тьмой окутан долгий Путь.
В канун Нового Года
Мы в Новый Год ныряем, как в поток,
Кипящий ледяной водой спесиво.
Сжав крепко рот , ступаем за порог,
Шепча: «О Боже, сотвори нам Диво...»
А там, в дали, виднеется Ручей,
Над ним деревья наклонили ветки,
И нет в нем этих признаков кокетки –
Реки, бурлящей меж больших камней.
Мы в тот ручей, как в память, заглянем,
Намочим засыхающие лица
И не понятно, что увидим в нем,
Быть может то, что в молодости снится.
Ах, юноши, не забывайте снов,
Чтоб у ручья подольше задержаться
Или хотя бы до него добраться,
Не сбив до крови сердца и подков.
Мы в Новый Год опять с тобой нырнем,
Разжавши кулаки свои и души,
Согреем руки над Святым огнем
Пылающих в рассвете веток груши.
А на снегу кустарника штрихи,
Следы синеют, исчезая в дымке,
И, словно в снежной шапке-невидимке,
Ручей бормочет про себя стихи...
Без маски
Я пройду сквозь года,
Поистреплется фрак мой в лохмотья,
И морщины на лбу,
Как от плуга земля на парах.
Но сорвется звезда,
Мне, напомнив, что плоть я от плоти
Огневому столбу,
А мой фрак - лишь томленье и прах.
Я пройду сквозь глаза,
Что глядят на меня безучастно,
Пробуждая в душе
То надежду, то ярость, то боль.
Завизжат тормоза
И при свете здесь очень опасно
Темнота ж в нигляже
Поопасней, чем голый король.
Я пройду сквозь листву,
Что ложится мне пухом на плечи,
И безумству рябин
Пропою незатейливый стих;
Оглянусь на мосту
Между сном о явленье Предтечи
И душою, как дым,
Проплывающей в Вечности миг.
Я пройду сквозь себя,
Не заметив мгновенья исхода,
Под далекий призыв
И разлитый в тумане набат,
Всех людей возлюбя
И мужского и женского рода,
Над Землею проплыв
И забыв все дороги назад.
Остров забвения
Ох, колючки острые
в зарослях гледичии
И слышны над островом
голса лишь птичие,
Ветер осокою
небо рвет пушистое,
Смелою рукою
загребает листья.
Омывают берега
бурных вод потоки
И дрожит в ушах серьга
нежных ив высоких.
Там прозрачная вода
холодна и свежа,
Отражается звезда,
не звезда – надежда.
Закипают глаз зрачки
на речных излучинах,
Меж кустами светлячки
гонят тьму колючую.
Ворон хрипло невзначай
прокричал над островом,
Опустилася печаль
на колючки острые.
Упаду я в заросли
острова колючие,
Спрятав сон о старости
под морщинки жгучие;
Там исчезну, пропаду
растворюся в травах,
Легким дождиком пройду
мимо ив кудрявых...
Ох, колючки острые
в зарослях гледичии
И звучат над островом
голоса лишь птичие.
Ветер гладит веки мне
нежно так и ласково,
И сверкают в тишине
звезды вечной сказкою.
Сам с собой
- Вы видите усталость в небесах?
- Конечно вижу, только очень смутно...
- Считаете, наступит скоро утро?
- Быть может и наступит. На часах...
- И как же нам с усталостью, мой друг?
- Да просто жить, не думая, но веря...
- Вот кто-то уже тихо стучит в двери...
- Пускай стучит, не замкнут еще круг.
- Но круг замкнется скоро. А потом?
- “Потом” себя заявит и напомнит.
- Вдали, едва белеет чей-то домик...
- Да нет, не дом то, а лишь пень с дуплом.
- И что же это все не то, не так?
- А кто сказал, что будет все иначе?
- Давайте все взьмем переиначим!
- Да стоит ли в наш век дразнить собак?!
Задернем шторы, затворим окно
И, застегнув сюртук до подбородка,
Пойдем вперед усталою походкой
И не заметим, что уже темно...
|
