ЛТО "Слово"
ВИКТОРИЯ КРАМАРЕНКО
ЭТЮД
Тьма медленно навязывалась. Тенью
В закатном блюзе Землю одевала.
Ночное небо Богу доверяя
Луна в объятиях туманов отдыхала.
Вода искрилась, звёздам подражая.
Волна на берег вяло заползала.
Звенел сверчок, накатывалась дрёма.
Я в травы опускался, будто в Вечность.
Тут грёзы навевала флейта ночи –
Тревоги, поглощая и беспечность.
И душу очищая, как от порчи,
Мне тайны открывала Бесконечность.
НАБЛЮДАТЕЛЬ
Мысль бабочкой порхала в отдаленье.
Влетела в ум. За что-то зацепилась,
Но в весе потерявши… удалилась.
Я наблюдал, не сожалея ни о чём.
Желание, возникшее в мгновенье,
В водоворот страстей увлечь стремилось!
Волной нахлынуло и… растворилось.
Я наблюдал, не сожалея ни о чём.
Горячее твоё прикосновенье
В безмолвном водоёме отразилось
Моих глубин и… вновь не повторилось.
Я наблюдал, не сожалея ни о чём.
Явилась смерть… Ничто не изменилось.
Лишь тело в лёгкий прах переродилось.
Я наблюдал, не сожалея ни о чём.
Отражение
Кто нам расскажет, что такое мир?
Несёт он благодать или страданья?
Вам маленькую притчу расскажу.
У вас немного отниму вниманья.
Прекрасный храм воздвигли на холме.
Диковин странных в залах было много,
А эхо чудно отражало всё:
Шаги и силу сказанного слова.
В одной из зал мерцали зеркала.
Там часто помолиться собирались.
Сплетались отраженья и слова
Так дивно, что молитвы умножались.
Собака, забежав случайно в зал,
Увидев в зеркалах собачью стаю,
Прижала уши, тотчас начала
На всех отчаянно и злобно лаять!
Изображала, как она грозна!
С клыков от ярости стекала пена.
Ей стая громко вторила в ответ:
Пугала, выла, разорвать хотела!
Металась там собака, как в бреду,
А свора, ощетинясь, окружала.
Носились отраженья в зеркалах,
И эхо звуки лая устрашало!
Под утро посетители нашли
Её в углу холодной, бездыханной.
От страха видно кончилась она,
Воюя с отражением обманным.
Мир – Зеркало. Он безразличен к нам.
И не приносит ни добра, ни мщенья,
А всё происходящее вокруг
Лишь наших чувств, желаний Отраженье!
АЛЁНА ГРЕКОВА
НЕ НАДО СДАЧИ!
Кристалл ладонь хранит в тепле.
Детектор лже- в начале слова
болит душой. Мой взгляд соловый
скользит по полу. Взять бы плед,
закутать ноги, и над чаем
дышать ромашковым желтком…
Глотаю чёрствый хлебный ком
со вкусом ржи и молочая.
Смотрю в пиритовую грань
и светом голод утоляю,
но позолоченный солярий
взимает с глаз слепую дань
непререкаемым восходам.
Пока растёт луна в окне,
мне причитается вдвойне
монетный знак тризубным кодом.
Но полнолуния медяк
из тигля выкатит свой аверс
и в мою левую, меж пальцев,
скользнёт ладонь. Сожму кулак
и распишу на что потрачу
я завтра мелочный металл,
и буду снова греть кристалл –
мой сущий клад…
– Не надо сдачи!..
ПУСТЯК
Я сегодня придумаю мир, где меня уже нет,
где в распахнутых окнах цветут ошалело фиалки,
где скворцы, искричавшись, раздвинув блестящие фалды,
научаются имени тайному, выклевав свет
из черешен тугих, где в тени измождённого сада
кто-то пишет свой стих, первый стих о весне,
где меня уже (веришь ли?) нет
и, наверное, не было вовсе. И миру не надо
знать о тех, кто придумал, по сути, пустяшную роль –
умножение времени жизни на собственный ноль.
ЛЯПИС-ЛАЗУРЬ
На вечность не накладывай проклятий.
Круги пускаешь камушком прибрежным.
Плыви, ищи на дне лазури ляпис,
тоскуй по Средиземьям неизбежным,
рисуй углы изгибом параллелей
между Ривьерой и Афганистаном.
Звенят в ультрамариновых аллеях
октавами любви пустые стансы.
Чем дальше ад – нехоженее тропы
к воротам рая с ангельским паролем.
Пиши во сне расплывчатые строфы
по горным копям беспричинной боли.
Чем больше серы – гуще синий почерк
на пастбищах эмира Бадахшана.
Целуй иконостасы Белой Ночи,
своди два полустанка полушарий.
В свечном дрожанье мрачен камень неба.
Зажгутся звёзды в солнечной короне.
Швыряя вверх последнюю монету,
уколом света выпрямит ладони
и в руки каплей сколотой лазури,
дождём холодным спустится прозренье,
и в мокрой пыли вверенного утра
увидишь след свой, первый и последний…
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ
а ночью обрушился дождь
сквозь серое «подожди»
ложь громоздилась на ложь
в прозрачные этажи
без окон и без дверей
колодцем растущим вдоль
доказанных теорем
что жизнь это свет плюс боль
присутствия пустоты
в ладонях вчерашних нас
прессующих вер пласты
в спасательный пенопласт
ковчега где тварей строй
искали для третьих ряд
затем на первый-второй
рассчитывались втихаря
от глаза от сглаза от
саднящего гласа труб
обвалом согласных струй
стремимых на нас высот
обманных в обычном дне
на дне суеты сует
для тех кто спиной к спине
и каждому свой просвет
в котором до стыдных слёз
в вечерний унылый штиль
все ждали паденья звёзд
а ночью пошли дожди
ЛИВЕНЬ
Со стихией нет нам сладу,
Не противься ей, смотри,
Как в ветвях дрожащих сада
Присмирели воробьи.
Слились где-то в дальних далях
Край земли и неба свод –
Океаны там впадают
В синеву небесных вод.
И от этих вод протоки,
Переполнившись от чувств,
Вдруг обрушились потоком
На терновниковый куст.
Долгожданный летний ливень,
Оббежав бровей уступ,
Наполняет вкусом сливы
Глубину излучин губ.
От сливовых капель верно
Опьянели мы с тобой.
Кровь, сгущаясь, бьётся в венах,
Как начавшийся прибой.
Руки тянутся расправить
Мокрый сгиб воротника.
Почему же медлим, право,
Свой порыв зажав в руках?
Липнут мокрые одежды.
Ах, быстрей бы их отжать.
Только мы свои надежды
Не привыкли обнажать.
И стоим, слова глотаем,
Запивая их дождём,
В полуяви близкой тайны
Друг от друга чуда ждём.
После ливня – красок свежесть.
Дождь прошёл. И нам – спешить…
Нерастраченная нежность
Не всплывёт со дна души.
Публікація першоджерела мовою оригіналу