Могилы двух кошевых атаманов
01.03.1999Занимаясь уже в течение многих лет собиранием вещественных памятников, оставшихся от времени запорожских казаков, я, между прочим, наткнулся на два могильных памятника, скрывающих под собою прах двух замечательных кошевых атаманов запорожского низового войска, Ивана Сирка и Константина Головка. Первый памятник находится в деревне Капуливке, или Капыловке, Екатеринославской губернии и уезда, где была у запорожцев Чортомлыцкая, или так называемая Старая Сича, а второй стоит в хуторе Консуловке, или Разоровке, Херсонской губернии и уезда, в имении землевладельца М.Е.Огаркова, на месте Каменской Сичи.
Кошевой атаман Иван Дмитриевич Сирко - колоссальнейшая личность угасшего запорожского казачества. Это один из тех рыцарей, завзятых и никем не донятых, неустрашимых, и никем неодолимых, закаленных и никем не побежденных, которые некогда были предметом общего удивления и которые служили примером живого подражания. Выступив сперва в должности кальницкого полковника, Иван Сирко затем, с 1663 года, был избран запорожцами в кошевые атаманы и занимал этот высокий у казаков пост в течение восьми лет, чего до него из века веков не было, так как запорожцы выбирали всю свою старшину только на один год, а в чрезвычайных случаях и меньше чем на год. Мужественный, храбрый, удивительно отважный, замечательно предприимчивый, в высшей степени подвижный, Сирко вечно воевал если не с татарами, то с турками, если не с турками, то с поляками, а если не с поляками, то с русскими. И враги страшно боялись его. На татар, например, он наводил такой страх, что они от него, точно от гончей собаки зайцы, бежали без оглядки. «Собака! чистая собака! Сирко! настоящей Сирко!»— говорили об нем украинцы. «Орел, чистый орел! Вихорь, буйный вихорь?» — отзывались об нем запорожцы.
«Ой як крикне старый орел,
Що пид хмары вьетця,
Гей загуло Запорожье,
Бо до Сирка тистця.
Ой не витер в поли грае,
Не орел витае, —
Отож Сирко с товариством
По степу гуляе»...
«Шайтан! Урус-шайтан, чорт! Русский чорт!» — кричали в испуге, завидя Сирко, татары, спешившие скрыться от него в лес, пещеры или высокие горы. Татарам Сирко был так страшен, что его именем татарки унимали своих плаксивых детей; а туркам он так уелся, что сам султан издал указ молиться в мечетях о погибели Сирка. Но, отличаясь таким мужеством и такою неустрашимостью, сам Сирко считал сражение игрушкой, шел на битву с небольшим отрядом запорожцев, всегда гнушался всякого корыстолюбия и отличался замечательным великодушием. Оттого всю добычу свою он раздавал казакам; оттого же к нему обращались на суд даже сами враги его. «Как Сирко разсудит, так тому и быть». Враги находили у Сирка защиту даже в том случае, когда у других и соотечественники не могли найти правды. Однажды, запорожцы пограбили татарский аул и угнали из него скот. Тогда в стан Сирка пришла татарка и стала жаловаться на то, что у нее нечем кормить малых детей, потому что казаки увезли ее корову. Сирко велел возвратить татарке корову, причем объявил, что когда корова перестанет давать молоко, то чтобы казаки кормили детей татарки молоком своих коров. Сверх этого, Сирко подарил материи для детей татарки и с миром отпустил ее в аул.
Отличаясь мужеством, безкорыстием и примерным великодушием, Сирко, как истинный малоросс, да еще запорожец, отличался и необыкновенною склонностью к юмору и вместе с тем большою глубокомысленностью своих замечаний. «Когда бы и чорт, пане гетмане, — писал он Самойловичу по поводу упрека гетмана, зачем Сирко вступил в борьбу с татарами, когда бы и сам чорт, пане гетмане, помогал людям в крайней их нужде, то брезговати тим не годится; бо кажут люде: нужда закон зминяе». В этом же ответе Сирко оказалась характерная черта всего Запорожья: оно было гульливо как морская волна, свободно как морской ветер, непостоянно как капризная красавица. Таким непостоянством отличался и Сирко.
Подвиги Сирка и его личные качества — воинственность, бесстрашность, безкорыстие, великодушие и острота ума сделали его высшей степени популярным человеком своего времени и были причиной того, что уже тотчас после его смерти об нем стали ходить разные легенды. Так, историк Мышецкии передает, что запорожцы, смерти Сирко, пять лет возили в гробу тело своего атамана, и было поверье, что с ним, даже мёртвым, можно всегда одолеть врагов. Сирко умер в 1680 году, 1-го августа, в собственной пасеке, в Грушевке. Малороссийский историк Самуил Величко, говорит, что Сирко скончался «немного поболевши, в Грушовце в пасеце», что запорожцы после смерти атамана препроводили тело его в Сичу водою и похоронили за Сичею в поле, против московского окопа, где всех вообще казаков погребали, «с мушкетною и арматною стрельбою» и с великою жалостию насыпали над прахом умершего могилу, на могиле поставили каменный крест с надлежащим именем и с пропиской его дел. Очень любя своего атамана и почитая его за отца, запорожцы во время похорон глубоко сожалели о нем.
Много лет прошло с тех пор, а Сирка и до сих пор не забыли в Украине. Говорят, что равного ему не было да и не будет в целом свете, и он сам хорошо знал это. Оттого умирая он дал завещание не хоронить около себя никого. «Хто ляже на равни зо мною, то ще брат, а хто передо мною, той проклят». Говорят, что Сирко даже не умер, а где-то бродит по свету, незримо воюясь с врагами. Говорят, что запорожцы отрезали у него руку, после смерти, засушили ее и постоянно возили с собой на войну. «Стойте, молодцы, душа и рука Сирка с нами!» — кричали они, когда видели, что товарищи подавались назад от натиска врагов, и тогда враги, услыша имя Сирка, как бешеные, обращались в бегство. Говорят также, что Сирку и сам чорт не брат был. Как-то шел Сирко по-над рекою, у которой тогда стояла Чортомлыцкая Сича. Идет Сирко, аж гульк! а в речке плещется чорт. Сирко выхватил из-за пояса пистоль и, не мигнув бровью, положил на месте беса. Оттого и речка стала называться Чортомлыком: «В ней чорт только млыкнул после выстрела Сирка».
Много лет прошло, а имя Сирка до сих пор сохранилось в народе, сохранился и его памятник. Памятник этот стоит в дер. Капуливке в огороде крестьянина Николы Мазая, и имеет вид узкой плиты, или, правильнее, конуса, сверху усеченного, книзу более утолщенного и более расширенного, чем кверху. Он высечен из песчаника и поставлен на небольшом из такого же камня, в виде саркофага, пьедестале; высота его без полутора вершка два аршина, толщина — четверть аршина, ширина - внизу пять четвертей, вверху -- две четверти. Он стоит на небольшом холмике, обсаженном кудрявыми шелковицами и
ребристыми тополями. На самом верху имеет маленькое углубление, как нужно думать, для бывшего, но теперь неведомо кем снятого креста; с восточной стороны памятника высечено распятие Христа с обычными при этом буквами I. Н. Ц. I. и проч., с западной стороны сделана надпись.
То есть: «Року Божого 1680 мая 4 преставися раб Божий Иоань Серько Дмитрович атаман кошовий войска запорозкого за его царского пресветлого величества (здесь памятник поврежден, видны только буквы И П В) Феодора Алексевича. Память праведного со похвалами». Кроме этих слов, есть еще какие-то слова, сделанные по бокам памятника, но от времени они сильно попорчены и разобрать их нет никакой возможности.
Сравнивая надпись, сделанную на могильном кресте Сирка с приведенными выше словами малороссийского летописца Самоила Величка, мы находим небольшую разницу в показании времени смерти Ивана Сирка. Намогильная надпись гласит, что Сирко скончался 1680 года, 4 мая, между тем, как Величко утверждает, что Сирко умер 1680 года, 1 августа. Как согласить подобную разницу и чему больше доверять? Нам кажется, что показание С. Величка более подходит к истине, чем показание намогильной надписи; тем более, что с показанием малороссийского летописца совершенно совпадает свидетельство преемника Сирка, кошевого атамана Ивана Стягайла. Свидетельства это заключается в письме. Стягайла к полковнику Василию Перхурову «о смерти кошевого атамана Ивана Серка, первого августа воспоследовавшей». После этого остается предположить, что на памятника Сирка, допущена ошибка в показании смерти его. Но возможно ли это? Возможно только в том случае, если допустить, что настоящий памятник поставлен не современниками Сирка, а последующим поколением. Допустить же подобную мысль возможно ввиду того, что вся Чортомлыцкая Сича в 1709 году была разрушена русскими войсками, мстившими запорожским казакам за их измену царю Петру Первому. Тогда, по свидетельству современных летописцев, много было истреблено вещественных памятников Запорожья, причем, может быть, был истреблен и памятник Сирка. Впоследствии запорожцы, получившие прощение и воротившиеся снова в Россию, могли соорудить новый памятник над могилой Сирка, но, делая надпись на нем, ошиблись в числе и месяце смерти бывшего их кошевого.
Кошевой атаман Константин Гордеевич Головко, иначе Гордиенко, был менее крупный деятель Запорожья, чем Иван Сирко, но все же доблестью, мужеством и воинственным духом он превосходил многих из своих собратий запорожцев. Впрочем, иначе и быть не могло: в Сичи непутевый человек не мог быть кошевым атаманом. О происхождении Головка летопись знает, что он был сын какого-то Головка; но историк «Новой Сечи» уверяет, что он был потомок волынского дворянина Гординского, или Городецкого, родом поляк, однако, человек православной веры.Отрекшись от своих «дедичных грунтов», Константин Головко перешел на Запорожье и тут с 1702 года избран был в кошевые атаманы, удерживая это звание за собой последовательно семь лет. В Сичи он приписался к Платнеровскому куреню и прославился как замечательно храбрый и неустрашимый атаман.
«Ой, Гордиенку, сыне степовый!
Не вдавсь против тебе
И Дорошенко кошовый».
Но не так сделали известным Головка его подвиги между запорожскими казаками, как его измена русскому царю, Петру Первому, перед Полтавской битвой. Находясь в тайной переписке с гетманом малороссийских казаков, Иваном Степановичем Мазепой, еще задолго до 1709 года, Головко, вместе с Мазепой, держал сторону противника Петра, шведского короля Карла XII. И когда Карл XII пришел в Малороссию, то Головко поспешил явиться к нему с 8000 запорожцев, чтобы идти за одно с королем и гетманом против московского царя. Соединение произошло в местечке Будищах Полтавской губернии и уезда. Однако, замыслы союзников не удались, и после несчастной для них битвы под Полтавой, в 1709 году, Головко, вместе с Карлом и Мазепой, бежал в пределы Турции, где еще в 1710 году считался кошевым атаманом запорожских казаков, удержав это звание, как можно видеть из «Летописи» Ригельмана, с промежутками, до 1715 года.(в> Константин Головко пережил Мазепу двадцатью тремя годами и после смерти был погребен в основанной им Сичи Каменской, находившейся в то время в пределах турецкого султана. Запорожцы насыпали над прахом Головка высокую могилу, а близ нее поставили большой крест.
Эта могила, так же как и крест, сохранилась и по настоящее время. Она представляет из себя средней величины холм, имеющий в окружности 20 сажен, через вершину два с половиной (выше, чем над прахом Сирка), у основания которого, с южной стороны, поставлен песчанниковый крест, высоты в два аршина и две четверти, толщины в пол-аршина. С восточной стороны на кресте изображено распятие и ниже распятия помещена казацкая арматура: копья, сабли литавры и пушки на небольших колесах. С западной стороны, в самом верху, высечена фаза луны, возле луны выбит крест и цветок, а ниже помещена следующая надпись.
То есть: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Зде опочивает раб Божий Константин Гордеевич, атаман кошовый: славного войска запорозкого низового, а куреня Платнеровского: преставися року 1733 мая 4 числа».
Могила насыпана у правого берега Днепра и открывает с вершины своей чудный вид на роскошный и полноводный Днепр, несущий свои воды вдоль зеленых и лесистых плавен в широкий лиман. В ста шагах южнее от места погребения Головка лежат остатки куреней бывшей Каменской Сичи, а в трехстах шагах западнее от могилы стоит усадьба землевладельца Михаила Федоровича Огаркова, так называемый хутор Консуловка, или Разоровка, доставшаяся ему, после купли, от землевладельца Константинова, но получившая свое название от консула Разоровича, одного из первых владельцев хутора] Так время изменило и людей, и порядки людские. Но «род приходит, род преходит, а земля стоит»...
Эварницкий Д.И.
Журнал «Летопись Причерноморья» №3 Херсон 1999.
