Свет жар-птицы
Киевское издательство «Альфа» при содействии ректора Херсонского национального технического университета Юрия Бардачева представило широкой публике сборник поэзии Николая Касьянова «Перо жар-птицы». Это 11-я книга лирики известного автора.
Поэт-сибиряк давно обитает на юге Украины. Прожив полжизни в России, он вобрал в себя лучшие традиции русской поэзии, впитал красу русской природы.
Переехав в Херсон, Николай Касьянов обогатил свое творчество, его поэзия заиграла новыми красками. Он полюбил Таврию, степь, море, плавни, Днепр. Сибирские сосны, березы и осины переплетаются в его лирике с херсонскими каштанами и яблонями. Вот величественный лес:
А сосны-великаны в синих тогах,
Холодное молчание храня,
Взойдя на взгорье, словно полубоги,
Смотрели и не видели меня.
А это уже наш родной пейзаж:
Клены и яблони голые
Скорбно поникли в саду.
Минули ливни обильные,
Смолк торжествующий гром.
Автор утверждает, что можно менять место жительства, политический строй страны, но нельзя изменить то, на чем ты вырос, свое детство:
Не пустое это, не пустое,
Это то, что мы не перестроим,
Это все, что мы впитали с детства
Вместе с материнским молоком.
В поэзии Николая Касьянова, щедро сдобренной эпитетами и метафорами, встречаются нестандартные образы, цепко подмеченные автором: устало моет камни море; ночь, как черная пантера; яблони в саду купчихами расселись; а солнце, как желтая марка на синем конверте неба; об октябре — зрелый муж яростно и смело ворвавшийся в гарем; сердце, покрытое ранами бьется устало в груди и т. д.
Слова «Реквиема», написанные размашисто и безудержно, не могут оставить равнодушными:
Все оставим — любимых и дом,
Оборвем недопетые песни, —
Мы однажды из жизни уйдем
В неизведанное, неизвестное.
Будут зори без нас полыхать
И другим улыбаться рассветы.
Над упрямою строчкой стиха
Станут биться другие поэты.
Дождик радостно кинется в пляс,
О любви ива клену прошепчет.
Только все это будет без нас —
Для пришедших, а не для ушедших.
Заискрится на травах роса,
На цветах и на перышках лука...
Знаю я, наших душ голоса
Отразятся в неведомых звуках.
Однако из-за любви к классическому жанру прослеживаются некоторые заимствования — «никого я не жалею, не зову» (с. 122) перекликается с есенинским «Не жалею, не зову, не плачу», «Еще горит моя звезда», (с. 66)—сразу на ум приходит романс «Гори,тори, моя звезда», «Я не мало на свете видывал» (с. 54), — «Я немало по свету хаживал» из популярной песни.
Упущением, думается, является название одного из разделов книги: «Из хмельницкой тетради». Однако по тексту оказывается, что речь идет не о Хмельницком, а о Хмельнике. Следовательно, раздел должен называться «Из хмельникской тетради».
Неоправданно в русском тексте дважды встречается украинское слово лесосмуга, когда правильно— лесополоса. Также постоянно фигурирует таврийское солнышко, таврийская весна, таврийская степь. Таврийская — это украинизм, правильно — таврическая степь.
Неверно сказано и «где подевалась краса». Правильно — «куда».
Книга изобилует ошибками, опечатками, пропусками букв и запятых или, наоборот, неоправданно вставленными знаками препинания: девушка, купается на море (лишняя запятая), буд-то (будто), по близости (поблизости), соннет (сонет), оббежал (обежал), старюсь (вместо стараюсь), навивает (навевает), пениться (пенится), все ели моча (в данном случае речь идет не о редком экзотическом фрукте из тропических стран, а лишь о том, что все ели молча), на херсонщинв (очевидно, все же на Херсонщине), псенку надежды напевая (рискую предположить, что напевали песенку).
Все названное — лишь часть существующих в книге описок. Пусть это останется на совести корректора.
В целом, лирика Николая Касьянова оставляет хорошее впечатление. Думаю, что читатели с удовольствием ознакомятся с этой книгой и потом еще не раз вернутся к ней.
Ирина ЦВЕТКОВА.
Новий день.-21.05.2009
Публікація першоджерела мовою оригіналу
