Темы для блюстителей нравственности - 3
Сегодня – окончание темы о нововведениях в культуре начала ХХ века, шокировавших своей «раскрепощённостью» большинство членов общества, воспитанных в строгих традициях прошлого
Начало читайте в «СВ» №№ 4 и 5
Брюки возмущают спокойствие
Мода порой подкидывает человечеству такие сюрпризы, от которых оно долго еще не может прийти в себя. Конечно, ныне женскими брюками уже никого не удивишь, оглянитесь вокруг – процентов 70–80 современных дам не мыслят своего гардероба без этой повседневной одежды. Да что там не мыслят – ныне брюки уже серьезно потеснили привычную традиционную женскую одежду: платья и юбки. А ведь с начала появления на улицах Херсона первых модниц в брюках прошло всего лишь каких-то 105 лет!
Ныне, пожалуй, и представить невозможно, как встретило век назад консервативное общество блюстителей нравственности сию новинку и какие страсти-баталии закипели вокруг каких-то там «штанов»! Тем не менее внедрение их в повседневный обиход не обошлось без жертв и даже кровавых драм. Причем не в провинциальном Херсоне и не где-нибудь «на далеком Диком Западе», а во вполне просвещенной «старушке»-Европе, откуда мода на женские брюки впоследствии распространилась по всему миру.
Отмечу лишь, что наш, хоть и губернский, однако по тем временам достаточно сонный город, возможно, благодаря этой своей сонливости в период внедрения в обиход новой моды на женские брюки показал себя с весьма положительной стороны, не считая пару-тройку легких не совсем благовидных моментов.
Из истории шаровар
Конечно, еще до всемирного бума в начале ХХ века сей предмет в качестве женского предмета гардероба был знаком жителям Востока с незапамятных времен. Вспомните хотя бы картины известных мастеров прошлого, изображавших восточных красавиц в штанах. Да и само наименование особого покроя этих штанов – шальвары или чуть позже шаровары – пришло к нам из персидского языка. В качестве мужского костюма шаровары были издавна известны практически во всех странах с жарким климатом. Их удобство по достоинству оценили и запорожские казаки, щеголявшие, по словам Николая Гоголя, «в шароварах шириной в Черное море». А ведь действительно, пожалуй, и не было на свете штанов шире казацких шаровар.
Как утверждают, на пошив самых обыкновенных «рясных» шаровар требовалось не менее 12 аршинов (8,5 метра) сукна. На более крутые штаны «с достатком» нужно было уже свыше 10 метров материи. А вот как элемент женской одежды в «наших палестинах» штаны до поры известны не были. К тому же тогда православное общество еще придерживалось библейских заповедей: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Второзаконие 22:5).
Предпосылки
Всё началось с гастролей русской балетной труппы Сергея Дягилева в Париже в мае 1909 года, когда парижане оказались очарованы действом, декорациями к спектаклю и костюмами художника Леона Бакста. В подражание сценическим костюмам балета «Шахразада», где русские танцовщицы появились в шароварах, в 1911 году модельеры Франции, законодатели всемирной моды, создали свой оригинальный костюм. Это были jupe-culotte, юбко-брюки.
Появление на улицах европей-ских городов дам в шароварах просто шокировало поборников старинных устоев. Где бы ни появлялись модницы, начинались серьезные беспорядки. Вся старая Европа была крайне возмущена появлением в женском гардеробе предмета истинно мужской одежды. Модницы, рискнувшие появиться на улице в jupe-culotte, подвергались нападкам и даже физическому воздействию со стороны блюстителей нравственности. Так, в румынском Браилове одна из модных дам получила несколько ножевых ударов в грудь лишь за появление на улице в брюках...
«Новый тип женской толпы»
Пока все эти события, касавшиеся новой моды, происходили за пределами империи, российская пресса всячески веселилась по этому поводу. В газетах появлялись смешные фельетоны, статьи и даже стихи, посвященные шароварной теме. «Дамы в шальварах? Новый тип женской толпы. Только бы мужчины не вздумали носить юбки!» Но вот скандальное новшество перешагнуло границы Российской империи – и стало совсем не до смеха. Появление дам в шароварах на улицах Киева сопровождалось грандиозными скандалами.
Так, 17 марта 1912 года на Крещатике произошли крупные беспорядки, потребовавшие вмешательства конных городовых. Такая же картина произошла в тот же день на Прорезной улице Киева. Было остановлено движение трамваев, разбито немало окон и магазинных витрин. Крупными силами полиции шароварный хаос был прекращен, несколько десятков участников беспорядков были арестованы.
Такие же волнения происходили и в других городах. 11 апреля вечером в Николаеве перед гулявшей на Соборной улице публикой какая-то смелая портниха демонстрировала «последний крик моды» – юбку-шаровары, и вновь этот дебют привел к неприятным последствиям. Большая толпа мужчин окружила модницу, настойчиво требуя возвратить им штаны. По сообщениям местных газет: «Прибывшему отряду полиции с трудом удалось разогнать толпу…».
А одесскую модницу, рискнувшую появиться на Дерибасовской улице в «неприличном» одеянии, от огромнейшей толпы отбивали конные городовые...
Модницы в Херсоне
Лишь только в Херсоне обошлось без отрядов полиции и конных блюстителей порядка. Читаем прессу: «Часов в 8 с половиной вечера по Соборной улице возле Городского общественного собрания появились две барышни в модных одеяниях. Отважных барышень в jupe-culotte, как и следовало ожидать, тут же окружили многие любопытные. По адресу модниц посыпались остроты, но они продолжали свой путь. Однако толпа с каждой минутой увеличивалась. Мальчишки стали свистеть и улюлюкать. Толпа хохотала. Барышни бросились во двор, где типография “Порядок”, но снова появились. Кто-то схватил их за полы и стал кричать “Но!”. Барышни начали взвизгивать. На углу Соборной и Успенского переулка толпа буквально осадила барышень, и несчастным пришлось каждый шаг брать с боем. Наконец появился привлеченный шумом городовой: “Осади назад!”. Толпа стала расходиться, а барышни в шароварах скрылись в одном из домов».
Последующие демонстрации европейской новинки прошли более миролюбиво: «27 апреля по Суворовской улице прохаживалась какая-то дама в модной юбке-шароварах. Демонстрация “крика последней моды” прошла без инцидентов…”.
«28 апреля на Военном форштадте какая-то дама разгуливала в модной юбке-шароварах. Сначала она держала себя спокойно, но вскоре на нее обратило внимание несколько прохожих, и модница поспешила скрыться…».
«30 апреля, в четверг, в цирке обращала на себя внимание приезжая дама в черных бархатных шароварах. Никаких инцидентов с дамой не было, несмотря на то, что она свободно прогуливалась в фойе цирка и в буфете».
Так комментировали каждый шароварный шаг местные газеты.
Как бы там ни было, несмотря на энтузиазм модниц, приживалась новая мода достаточно трудно. Долгое время женские брюки в нашей стране были сугубо рабочей, но никак не выходной одеждой. Сей статус за собой они сохранили и в период фашистского нашествия 1941–1945 годов.
А после суровых военных испытаний, в годы мирного строитель-ства всем хотелось женственности, легкости, воздушности, ярких расцветок и сугубо женской одежды. Так что по-настоящему предметом женского гардероба брюки смогли стать только в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Хотя и тогда некоторые мужчины всё так же косо смотрели на женщин в брюках.
От гнилого сердца – гнилые слова
Примерно до середины XIX века сквернословие или площадная брань в обществе была неприемлема, так как не имела такого широкого применения, как ныне, «для связки слов». Этические и моральные качества вкупе с ценностями, прививаемыми церковью прихожанам, до поры всё же сдерживали повальное расширение словесной грязи в обществе, присущей лишь деклассированным элементам. Изменения в худшую сторону начались чуть позднее, с подъемом промышленного производства в стране.
Дело в том, что новые промышленные предприятия требовали больше рабочей силы, которую пополняли выходцы из деревень. Прибывшие из тихой и благообразной глубинки в город и попавшие под влияние люмпен-пролетариата, они достаточно быстро перенимали свойственные тем повадки. Потом, возвращаясь на побывку домой, «новые городские» везли с собой грязь люмпен-отношений, воспринимавшуюся неиспорченными еще земляками как символ независимости и городской «крутизны». Так грязь сквернословия начинала утверждаться в массах.
«Площадная брань так вошла в кровь и плоть русского человека, что он нигде без нее не обходится. У нас в Херсоне особо этим отличаются торговки. Бесцеремонность их переходит всякие границы. По Рыбной площади (ныне территория Центрального рынка. – Прим. авт.) иногда буквально невозможно про-йти с дамой или с детьми», – кон-статировала факт разгула словесной грязи херсонская газета «Югъ» в своих первых номерах в 1898 году.
В борьбе со сквернословием
Нельзя сказать, что государство и церковь не пытались искоренить скверну из словесного лексикона подданных империи. Время от времени в стране принимали очередные законы и дополнения к уже существовавшим: «Площадная брань, даже не обращенная к кому-либо лично, подлежит преследованию по статье 86 Устава о наказании, накладываемому мировым судьей» («Югъ», 1899 год).
С матами пытались бороться и своими силами. Скажем, в Народном доме в Херсоне местное общество трезвости развесило на стенах объявления: «За каждое площадное ругательное слово в пользу общества взимается 3 копейки». По утверждению газеты «Югъ», подобная мера позволяла в праздничные дни собирать не менее 10 рублей в кассу общества. Вот только оздоровить язык общения всё так же не удавалось.
Особым буйным норовом и сквернословием славилось население Северного форштадта и Забалки. Нередко в газетах можно было прочитать, как, затесавшись среди прогуливавшейся Потемкинским бульваром публики, «забалкинская золотая молодежь» на потеху друг друга поливала окружающих словесной похабщиной, обсуждая достоинства той или иной женской фигуры. Или такое: «В воскресенье толпа парней, наняв ломового извозчика, разъезжала по улицам с бутылками и пила водку, пела и ругалась самой отборной руганью, несмотря на то, что на улицах благодаря празднику собралось много народа и детей».
В 1912 году херсонская газета «Родной край» с ужасом констатировала: «В среде нашей молодежи растет огромная язва некультурно-сти. Старые устои миросозерцания разрушены, новые – еще не образовались. Идеализм молодежи отходит в область преданий и заполняется специфическим анархическим миросозерцанием».
Проблемным для благовоспитанных херсонских обывателей было и появление на народных гуляниях в садах и бульварах нижних чинов, которые «иногда непристойно ведут себя и появляются не по форме одетыми». Впрочем, подобные неудобства, оскорблявшие эстетические чувства отдыхающих, искоренили вполне привычным армейским методом. Начальник местного гарнизона издал в 1901 году приказ, «чтобы нижние чины, кроме прапорщиков, юнкеров и вольноопределяющихся, не появлялись в общественных садах и по Суворовской улице».
«Маємо те, що маємо»
После октябрьских событий 1917 года в новой советской стране всё свернули на тяжелое наследие царизма. «Признавая недостатки свободного народа, чтобы граждане его отучились от вековой привычки прибегать к площадной нецензурной брани, мы просим профсоюз культурно-просветительных организаций принять меры борьбы с площадной бранью путем соответствующей пропаганды», – писала новая херсонская газета «Свободное слово».
Как известно, «соответствующая пропаганда» советского периода и даже принятые законы, касавшиеся ответственности за сквернословие в общественных местах, площадную брань так и не искоренили. Ныне, в «благоприятных» условиях нашей страны, сквернословие вошло в привычку, к тому же значительно «помолодело» и оскверняет уста уже «невинных младенцев». Но теперь это никого не шокирует. Ныне мы с полным основанием можем сказать «маємо те, що маємо».
Александр Захаров
Джерело інформації: газета "Гривна", 2017 р.
Публікація першоджерела мовою оригіналу
