Из "Белой акации..."

Изысканны и правильны поклоны,
Седой пробор и вежливость, и жест.
Защитный френч, чуть смятые погоны,
И за Каховку чудотворный крест.

Когда он вскрикнет муторно и звонко,
И тронет шрам, перекрестивший лоб.
Пожалуйста, французская девчонка,
Не говори ему про Перекоп.

Там степь-ладонь и на краю планеты
Турецкий вал, девятый вал застыл.
Как золото погон блестят рассветы
Над цепью архаических могил.

Здесь мира грань о скользкую куртину,
Бьет беспокойно пепельный прибой,
И ветру с моря подставляет спину
На грани утра юнкер-часовой.

Он Сивашу осушит соли слезы,
Там Ахиллесов бег, - а здесь пята,
Какие-то сибирские морозы,
Какие-то уставшие глаза.

И будет день, и небо будет синим,
Татарским шляхом пролегли кресты.
Лишь на краю заснеженной России
Последний столб Потемкинской версты.

* * *

Поднимутся цепи опять и опять,
Поднимутся цепи, чтобы не встать.
Черное море, горячий свинец
Яма по пояс, делу венец.
Цепи поднимутся снова и снова
Не за Деникина, не за Краснова
Славная битва, соленая твердь
Утром молитва, вечером смерть.
Быстро братушки сердце залечит
Треск пулемета, взрывы картечи
Вечером водка, если в живот
Губы сухие, ноги вперед.
Если додышит, на посошок
Врач разрешает, только глоток.
Русская жгучая, фляга – трофей
Жалко поручика, жалко коней.
Холодно к ночи на большаке,
Роют окопчики, щелкают вшей.
Где-то под Юшунью горсть юнкеров.
Вышло в могилу без Сапогов.
Вышло в могилу, богу поклон
Если в нагане последний патрон.
Если так вышло, Веру и май
Юнкер-мальчишка стой, защищай
Так, как последний, так, как один
Старой России будущий сын.
 

Горячей кровью полита, святая и смоленая,
Усталая и днем обожжена.
Татарской преисподнюю да карою Господнею,
На муки и века обречена.

* * *

То ли дело, Боже правый,
Слева пули, справа дым
И к земле приник кровавый
День погоном голубым.

Алексеевскою тульей
Гимназический парад,
Как стояли, так заснули
Взвод за взводом, рядом ряд.

И откуда взгляд, как ветер,
Во кубанских камышах,
Было утро, день был светел,
Штык граненный в тело, в прах.

Не мальчишки, слово – Слава,
После первой штыковой
И станицею держава,
И под Ольгинской покой.

* * *

Что ей родина - степь широкая
Топи, плесы, леса болотные
И идти и искать далекие,
Не гвардейские, но пехотные.

* * *

У закрытых ворот нас давно заждались,
Ночь не спят, в даль глядят и поругивают.
На железной дороге Одесса-Париж
Красным знаменем нечисть отпугивают.

Поистерлась шинель, шашки серп на стене,
Ловко пальцы играли патрончиком.
Не добром вспоминал молодой офицер
Вшей, блядей, Робеспьера с Япончиком.

Я не знаю его, но давно не терплю,
Он невежда, он варвар, он половец.
Он предаст этот город мечу и огню
И под землю сойдет добрый молодец.
 

* * *

Мой гений сладкий, день так молод
Вы спите дольше, не беда,
Что за окном декабрьский холод,
И ветер с моря, как всегда.

Смирившись промолчать, но утром
Как верил крепко, как живу,
Я все пойму, я буду мудрым
И не простив, на юг уйду.
 

* * *

Пусть ветер с моря с запахом маслин
И горизонт, как на щеках румянец.
Пусть самых лучших, искрометных вин,
В застывших чашах солнечных долин
Вам вырастит искусный провансалец.

Пусть на семи раскинувших холмах,
Вам будет сниться Рим и волны Тибра,
Когда погаснет и замрет в веках
Ваш старый друг, ваш горьковатый страх
Из горлышка двенадцатого калибра.

Пусть будет светел день и ночь сладка,
И дождь оплачет не свою потерю.
Вы в полночь до последнего глотка
Меня предайте, захмелев слегка,
Иначе не пойму и не поверю.