Под Каховкой снесут «Легендарную тачанку»?
Нужна ли несправедливость в борьбе за справедливость...
По сообщению интернет-сайта «Корреспондент», на минувшей неделе суд Чикаго распорядился депортировать из США в Украину некоего Осипа Фирищака. Этот ныне 87-летний «человек» в 1942–1943 годах служил во Львове в украинской вспомогательной полиции и, как гласит решение суда, «сыграл центральную роль в убийстве более чем 100 тысяч евреев – мужчин, женщин и детей». По подложным документам в 1949 году он перебрался в США. Через несколько десятилетий спецподразделение американского Минюста вычислило этого изверга, активно принимавшего личное участие в массовых расстрелах. В 2005 году суд признал показания обвиняемого, отрицавшего своё участие в карательных акциях, «абсолютно не заслуживающими доверия» и приговорил палача к лишению гражданства и депортации. 15 ноября 2007 года апелляционный суд оставил предыдущее решение в силе.
Для чего «Гривна», в основном специализирующаяся на региональных новостях, приводит эту информацию из-за океана? А для того, чтобы попробовать спрогнозировать, как минимум, две возможные точки зрения наших читателей. Одна из них может быть такой: «Нормально! Приедет этот старый ублюдок, ему ещё и орденок какой-нибудь прицепят – при наших-то нынешних реалиях». А может быть и иное мнение: «Ну приедет – и приедет. Ему всё равно перед Высшим Судом скоро предстать придётся. Какой с него спрос 65 лет спустя? Чего уже стариков трогать, старое ворошить…» А теперь – о справедливости по отношению к нашим старикам, херсонским. Тем, которые в те же 1942–1943 годы также держали в руках оружие. Но направляли его не на беззащитных мирных людей, а на германское зверьё и его пособников. Тем, кто с голодными животами стояли, как моя мама, на снарядных ящиках у станков, обрабатывая «металл победы». Тем, кто, также живя впроголодь, восстанавливал страну после кошмара войны. Увы, но наши нынешние реалии не говорят – кричат – о том, что большинству из них вряд ли доведётся дожить до тех 87 лет, до которых, к сожалению, дожил жировавший на сытой и благополучной американской земле убийца Фирищак. И вот сейчас этим людям у их «последней черты» хотят нанести удар. Не под дых – в сердце! Медленно, но уверенно (хотя нынче не так уж и медленно) нас подталкивают к переименованию улиц города.
С самого киевского верха уже «спустили» бумагу. «С целью организации работы по восстановлению исторической справедливости, преодолению наследия тоталитаризма просим в 15-дневный срок подготовить и прислать… перечень населённых пунктов, а также памятников, памятных знаков, улиц, площадей, переулков, проспектов, парков, скверов, посвященных событиям и деятелям коммунистического режима 1917–1991 годов, в частности лицам, причастным к организации и осуществлению Голодомора 1932–1933 годов в Украине и политических репрессий. Также просим в этот же срок проинформировать… о запланированной местными органами власти работе по устранению названий, связанных с коммунистическим прошлым, с карты региона».
Эх, уважаемые радетели за справедливость в Украине! Вспомнили бы вы украинскую поговорку «До булави треба голови!» Не нужно ведь быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как больно и обидно будет ныне пока ещё живым людям старшего, да и среднего поколения расстаться с парком имени Ленинского комсомола и улицей Комсомольской, с городом Цюрупинском, с памятником Легендарной тачанке под Каховкой.
Я не коммунист, никогда им не был и тем горд. От утопических идей коммунизма меня стошнило ещё в студенческие годы (да не только меня – всех моих однокашников), когда мы сдавали государственный (!) экзамен по совершенно идиотскому предмету под названием «Научный коммунизм». И когда нас, студентов, сгоняли, чтобы махать цветочками проезжавшему по улицам Одессы Брежневу (в 1973-м, если не изменяет память, он осчастливил «маму» своим визитом), мы вовсе не обсуждали идеи, пропагандируемые маразматиком-генсеком, а потягивали через трубочки-кембрики «сухарик» из бутылок, спрятанных в карманах курток.
Нет, дело вовсе не в фантасмагорических постулатах коммунизма. Дело в Памяти, в уважении к её носителям – людям, в том, чтобы опять не сделать их бессловесными «винтиками», мнение которых никого «наверху» не интересует. Ложь – заявления нынешнего компартийного руководства, что сотни тысяч людей – приверженцы коммунистической идеи. Ложь! Все эти сотни тысяч – дети того времени (каким бы оно ни было), в котором их корни, в котором их детство, юношество. Я – не коммунист, но я – среди этих людей. Я хочу гулять с внуком именно по «Комсомольскому» парку, а не по другому! Да каким он может быть другим, если в большинстве своем именно комсомольцы его возводили?! Я хочу именно в «Комсомольском» парке показать ему то место, где мы с пацанами строили шалаши и пекли на кострах тайком от мамы вынесенную из дому картошку.
И там же, рядом, показать ему – как показывал сначала дочке, потом сыну – памятник первым комсомольцам, из швов между плитами которого мы тягали свинец – на грузила для «донок». Я хочу пройтись с внуком именно по улице Октябрьской революции – а не по какой другой – чтобы показать ему те навеки родные окна, из которых меня выглядывали бабушка с дедушкой, когда мне было столько лет, сколько ему сейчас. И по 40 лет Октября – именно по ней – мы пройдёмся: там я вприпрыжку – скоро ведь звонок! – нёсся в свою «тридцатку». А вот невдалеке, у рынка, на улице «идеолога тоталитаризма» Карла Маркса – ателье, в котором мне шили первый в моей жизни костюм на первый в моей жизни выпускной вечер. По Советской пройдёмся мы с внуком (не хочу по другой!): я покажу ему там рядом здание, где у меня от волнения страшно колотилось сердце. В комсомол меня там в райкоме принимали! И на улице Ленина у меня столь же громко и радостно сердце стучало – во время первого свидания с девочкой Таней.
Такая вот она, моя, да и без со мнения, многих из вас, уважаемые читатели, историческая справедливость. И другой я не хочу! Я не хочу узнать, что изменение названий улиц и площадей вызвало слёзы на глазах у коммуниста Ивана Павловича Шкарупы – моего бывшего начальника по работе в системе связи. Никакой идеологии: только партбилет в кармане, а в руках отвёртка и паяльник. Он никогда не приказывал: «Делай, как я сказал!» Он лишь говорил: «Делай, как я!» И заработал несколько трудовых орденов – не партбилетом, а мозолистыми руками. Ему, уже глубокому старику, вдребезги больному, будет незаслуженно больно и обидно. Я не хочу, чтобы в сердцах ударил кулаком по столу 86-летний Иван Пухкало, герой одной из моих публикаций, боевой североморец-подводник. Равно как и героиня другой моей публикации – 87-летняя Надежда Новак, сталинградская фронтовая медсестра. Я не хочу, чтобы комок в горле был у моего папы – коммуниста с 1952 года, которому партбилет «дал право» полвека лечить и учить детей. Когда-то по скудоумию я «организовал» ему такой комок. Был конец 1980-х, я «челночил» на Польшу и предложил отцу: «Батя, давай я полякам “загоню” твой партбилет: там это модно». Сколько жить буду –не забуду отцовский взгляд. «Бананы мне взамен привезёшь? – сказал он. – Лучше я дам тебе деньги на бананы. А партбилет появился у меня на год раньше, чем ты. И он мне дорог».
Вот именно тем, наверное, без малейшей идеологической истерии, и дороги многим из ныне живущих названия улиц, населённых пунктов, памятники. И если постоит нынче пожилая пара несколько минут у памятника Ленину на площади Свободы в Херсоне, то говорят эти люди негромко между собой явно не о всепобеждающей исторической роли марксизма-ленинизма в планетарном масштабе, а о том, что когда-то, давным-давно – Господи, Лизавета, куда время ушло? – они в день свадьбы положили сюда букетик гвоздик… Уйдут они своим путём, а их место у монумента на полминутки займёт какой-нибудь работяга на пенсии, такой же, как и они, беспартийный, прогорбивший всю жизнь где-нибудь в цехе на заводе. И имеющий отношение к «тоталитаризму» только тем, что раз в месяц зевал на бессмысленных открытых партсобраниях. Но дорог ему этот памятник потому, что когда-то, молодой, жизнерадостный, он именно мимо него проходил 1 мая и 7 ноября в колонне своих коллег, радостно кричал «Ура!» в ответ на ничего не значащие для него призывы. Зато потом… Потом «продолжали» на природе (потому что «начинали» ещё в колонне), потом были песни, и на душе было легко и безоблачно.
Подойдут ли эти люди к постаменту, если на нём будет выситься фигура не Ленина, а кого-то из тех, кого нынче возводят в ранг героев? Подойдут. Чтобы плюнуть со злостью. Не на памятник. А на тех, кто наплевал на ИХ историю. Не будут ли они десятой дорогой обходить улицу, к примеру, Свердлова, если ей присвоят имя, опять же, к примеру, Ярослава Стецько? Этот человек в 1940 году был назначен заместителем Степана Бандеры, с 1968 по 1986 годы руководил ОУН. Похоронен в Мюнхене. Почему речь зашла именно о нём? В нашей области запланированы Дни памяти этого человека, в борьбе за независимость Украины сидевшего и в польских тюрьмах, и в Заксенхаузене. Наверное, знаковая личность: мы мало знаем о той когорте, и зачастую наши знания однобоки. Благодаря, в том числе, и тоталитаризму. И всё-таки, если, как сообщает местный официальный сайт, «будет рассмотрена возможность переименования в его честь улиц в населённых пунктах области», боюсь, мягко говоря, это решение будет многими непонято. Тем более, если на табличке имя Ярослава Стецько появится взамен привычного, «родного».
Выше автор этих строк позволил себе достаточно много личных эмоций вроде «я хочу» или «я не хочу». Это, конечно, выходит за правила объективной журналистики, но дало возможность более эмоционально передать боязнь углубления раскола в обществе. Да, был тоталитаризм, и были многие миллионы его жертв. Но ведь среди тех, кого переименование улиц и городов полоснёт ножом по сердцу, даже близко нет ни вдохновителей, ни исполнителей той трагедии. Есть наши обычные трудяги – современники, которых, кстати, вовсе не мало (только за КПУ в Херсоне на выборах этого года проголосовали почти 8% горожан, что даже больше, чем в прошлом, 2006-м году). «Да они зомби!» – в сердцах воскликнет кто-то. Что ж, возможно, это так. Но их вины в этом нет. Они в этом родились и выросли. Так может следует, чтобы они побыстрее забыли о «легендарной» колбасе «за два двадцать», не тратить огромные деньги на переименование улиц и демонтаж памятников, а направить их на улучшение условий их вовсе нелёгкой жизни? Может быть, чтобы они не столь болезненно расставались с той эпохой, нужно помочь их внукам получить бесплатно высшее образование, как это было «при тоталитаризме»? Может быть, эти деньги следует направить на освещение улиц, где они живут? На ремонт протекающих крыш? На замену труб отопления? На улучшение качества медицинских услуг?
Вот тогда и можно будет громогласно говорить о восстановлении исторической справедливости. По отношению к живым – прежде всего.
Валерий Боянжу
"Гривна".- 22.11.2007.- стр. 26
