Александр Кабанов: «Я русский поэт, гражданин Украины»
Иногда кажется, что человек Александр Кабанов и поэт с тем же именем — это два совершенно разных существа. Устная речь первого — неостановимый поток, бурные волны страсти, пороги сбивчивых фраз и водовороты ускользающих смыслов. Печатные тексты второго, напротив, четко структурированы, изысканно чеканны и вызывают восторги в духе «ух ты, как это он такое придумал?». Последняя книга поэта с обычным для него каламбурным названием «Бэтмен Сагайдачный» дала повод для обстоятельного разговора с Кабановым. Причем не только о поэзии, но и о вещах, непосредственного отношения к ней вроде бы не имеющих.
Спросите у рядового гражданина, каких современных русских поэтов он знает. Ручаюсь, большинство вспомнит престарелых мэтров, обретших известность полвека назад и давно уже не влияющих на литературный процесс. Если же задать вопрос о русских поэтах Украины, то ответа можно не получить вовсе. При этом отечественная сборная по русской поэзии выглядит достаточно мощно — имена симферопольца Андрея Полякова, одессита Бориса Херсонского, харьковчан Ирины Евсы, Андрея Дмитриева, Анастасии Афанасьевой, киевлян Алексея Зараховича, Александра Чернова, Натальи Бельченко хорошо известны в профессиональных кругах
Имя уроженца Херсона, а ныне киевлянина Александра Кабанова в этом ряду будет одним из первых. Автор восьми поэтических книг, лауреат премии им. Юрия Долгорукого (2005), премии журнала «Новый мир» (2005), премии «Планета Поэта» им. Леонида Вышеславского (2008), Международной литературной Волошинской премии (2009), главный редактор журнала культурного сопротивления «ШО», основатель крупнейшего в СНГ фестиваля поэзии «Киевские лавры», в последнее время стал одной из центральных фигур постсоветского поэтического пространства.
Поэзия Кабанова отличается своеобычной, иногда причудливой образностью, высокой плотностью звуковых и смысловых сопряжений. Его лирическое высказывание колеблется в диапазоне от сложных полисемантических конструкций до мандельштамовской «последней прямоты». Стихотворения социального звучания у Кабанова отличаются почти провокационной остротой. Это особенно характерно для новой книги поэта, одно название которой вызывает улыбку вменяемых читателей и гнев твердолобых догматиков.
— Твоя новая книга стихов носит почти эпатажное название «Бэтмен Сагайдачный» и содержит немало текстов гражданского содержания. Нелепо спрашивать у поэта, что он хотел сказать своими стихами, и тем не менее не мог бы ты в нескольких словах описать смысловой посыл этой книги?
[image] — «Бэтмен Сагайдачный» — необычная для меня книга. В ней аккумулировано авторское сожаление по поводу того, что происходит в стране, когда в угоду политикам интерпретируется и переписывается история.
Протест накапливался во мне долго. Все эти кургузые попытки реабилитации шароварщины, гигантские усилия по вытаскиванию из трипольских джунглей первых украинских слонов... Все чаще из наших школ выходят дети-зомби — это результат экспериментов, которые до сих пор не закончили политически ангажированные «историки» и «филологи». Конвейер по производству «настоящих патриотов Украины» чудовищен.
Именно об этом «Бэтмен Сагайдачный», вернее, стихи из первой части книги. По сути это мифологизация мифов. Дискредитация лжи и подтасовок с помощью сказки. Может, обидной для кого-нибудь. Смех ведь бывает и обидным, да?
— И что, кто-то оскорбился?
— В интернете есть два-три недоуменных комментария: мол, я слышал, Кабанов написал какие-то антиукраинские стихи. Опять же, большинство текстов, вошедших в книгу, были опубликованы в толстых литературных журналах — в «Новом мире», «Октябре», «Волге»... Они в свободном доступе. Заходишь в интернет, набираешь в любой поисковой системе мои имя-фамилию и обязательно попадаешь на несколько сотен ссылок, на сайты, где размещены и «Бэтмен Сагайдачный», и другие книги.
В России довольно оперативно появляются рецензии на «БС» — в «НГ-Экслибрис», в «Частном корреспонденте». Недавно мне сообщили, что книга номинирована на Русскую премию. Предлагаю номинировать ее на Национальную премию Украины (смеется).
— Была ли презентация «Бэтмена Сагайдачного» в Украине?
— Когда книга существовала еще в рукописи, прошел мой вечер в кофейне «Кабинет» во Львове, затем в одесском Литературном музее. Далее, уже с полноценной книгой, я выступал в Коктебеле на Международном Волошинском фестивале поэзии, в Киеве на фестивале «Каштановый дом». Параллельно проходили презентации в России: Москва, Санкт-Петербург, Казань, Иркутск, Владивосток, а также в Бельгии, в рамках Брюссельского фестиваля поэзии. Думаю, что в 2010-м больше поезжу по Украине: в планах Харьков, Днепропетровск, Запорожье, Ивано-Франковск, Ужгород.
Радует реакция аудитории, причем как во Львове, так и в Киеве. Собираются вдумчивые, любящие поэзию люди, никаких истерик и брызганья слюной. В украинской истории и в нынешней украинской действительности есть вещи, по поводу которых можно улыбаться, и такие, над которыми следует призадуматься. И делать выводы, а не заниматься спекуляциями.
— Как ты считаешь, в связи со сменой руководства страны спекулятивные темы отойдут на второй план?
— Эти темы достаточно хорошо отработаны как орудие политического пиара и отвлечения народа от реальных социальных и экономических проблем. Просто инструментарий, который использовали ющенковские политтехнологи, будет применяться в новом контексте. Такой товар не залеживается. Стоит упасть гривне, тут же начнутся разговоры о голодоморе или русском языке как государственном. Если поднимется цена на коммунальные услуги, политики запричитают о необходимости повышения моральных устоев.
— У тебя есть давнее программное стихотворение «Мосты», в котором идет речь о двойственном положении русского поэта в Украине. Изменилось ли это положение сейчас?
— Это стихотворение было написано более двадцати лет назад. Представь — перестройка, взбаламученное общество, распад СССР. Тогда было ощущение растерянности и досады, причем не столько из-за самого распада империи, сколько из-за того, что между Россией и Украиной начали возводить великую антикультурную стену, и строили ее как раз со стороны Украины. Дескать, у нас есть все свое, и русская культура, русская литература нам не нужны. Позиция понятная, ее можно одобрять или не одобрять, но как бы то ни было, эта стена, этот тын-«паркан» был возведен.
Сейчас происходят совершенно иные процессы, и меня это откровенно радует. Благодаря усилиям журнала «ШО», фестиваля «Киевские лавры», доброй воле украинских и русских литераторов активно развивается диалог культур. Мне трудно, да это и не совсем этично с моей стороны, судить о результатах наших усилий, но, скажем, по свидетельствам русских поэтов, выступавших на последнем Литературном фестивале в рамках Форума издателей во Львове, слушателей собиралось гораздо больше, чем раньше, и атмосфера была очень благожелательной. По существу фестивали подменили собой некоторые функции министерства культуры. И одна из этих функций, как мне кажется, — примирение.
— Нашему министерству культуры вообще не дай бог заниматься литературой.
— И оно, к счастью, ею практически не занимается. Что касается лично меня, я давно уже сформулировал для себя, что я русский поэт, живущий в Киеве. Именно русский, а не русскоязычный. Слово «русскоязычный» для меня неприемлемо даже на звуковом уровне, что-то в нем есть корявенькое. А с другой стороны, я — гражданин Украины, что для меня не менее важно. Возвращаясь к предыдущему вопросу: ощущение растерянности давно прошло, появилась точка приложения сил в виде журнала и фестиваля, после восьмилетнего перерыва снова стали писаться стихи, издаваться книги.
— Тут возникают сразу два вопроса: почему ты восемь лет не писал стихов и почему снова начал их сочинять?
— 1993 год, пустота в магазинах, челноки, бандитские перестрелки, падение тиражей толстых журналов. Я тогда как журналист получил с подачи Славы Пиховшека грант Freedom House и год жил в Москве. Приезжаю туда — и через неделю убивают Листьева. Вижу зарождение русского фашизма, марши баркашовцев, Кашпировский ходит в депутатах Госдумы... В общем, все, что происходит, никакого отношения к поэзии не имеет. Я честно садился за стол каждый день, что-то там карябал, но понимал, что я стихи не пишу, а мучительно конструирую.
— Почему перестал писать, понятно, а как возобновил?
— Тут есть такой момент: мы с женой все-таки правильно нашли друг друга. В 2002 году, когда у нее был юбилей, я долго думал, что бы такого ей подарить. И тут известный киевский поэт и издатель Дима Бураго, который очень много сделал для русского культурного пространства в Киеве, говорит: слушай, подари ей книгу — собери любовную лирику, и мы ее издадим.
С одной стороны, хитрый издательский ход, поскольку книга была выпущена мной за свой счет, с другой стороны, это стимулировало на написание новых текстов. Дима устроил мне творческий вечер, пришли люди, поэты, которых я давно не видел.
В это же время издательства стали активно выпускать книги поэзии, появились фестивали, интернет заполонили филологи и литераторы, возникли десятки поэтических сайтов. И вот все это внешнее движение счастливым образом совпало с моими внутренними процессами. С меня словно сорвали какую-то пелену, и я снова начал писать.
— Процесс идет, книги издаются, фестивали проводятся, однако активными потребителями поэзии сейчас являются преимущественно сами поэты. Удручает ли это тебя? Как ты считаешь, сколько у тебя вообще читателей?
— То, что поэтов читают только поэты, мягко говоря, не совсем верно. Правильно будет сказать так: основная аудитория нынешних литературных вечеров — это читатели, которые тоже пишут стихи и прозу. Благодаря интернету, где можно оперативно разместить свои мысли и получить почти мгновенный отклик, образовалась обширная прослойка людей пишущих, активно общающихся. А это сотни тысяч, если не миллионы пользователей, которым интересна современная поэзия. Да, большинство из них любители, инсталлирующие в сетевое пространство какие-то банальности в надежде быть услышанными, напечатанными. Но они и есть реальные читатели поэзии, покупатели книг.
С другой стороны, возьмем, к примеру, фестиваль «Киевские лавры», вечер покойного ныне Ильи Кормильцева, Андрея Родионова и Алины Витухновской. Зал, который вмещает 300 человек, забит, и при этом приблизительно столько же людей стоят на улице. И я не уверен, что все эти 600 человек были поэтами. Или вот недавний вечер Леся Подервянского, Юрия Андруховича и Андрея Бондаря в рамках акции против Нацкомиссии по морали. Зал Киево-Могилянской Академии заполнен до отказа, а он ведь вмещает почти полторы тысячи человек.
Возникает вопрос, почему тиражи современных стихотворных книг такие мизерные: 500—1000—1500 экземпляров? Ответ — не в падении интереса к поэзии, а в аморфной системе сбыта. Раньше, во времена СССР, государство было единственным игроком на рынке реализации книгопечатной продукции. Уж если издали книгу твоих стихов, то через несколько дней ее будут продавать по всей стране, соответственно и тираж формировался другой — от 10 до 100 тысяч, в зависимости от популярности и статуса автора. Но мы хорошо помним цену, которую приходилось платить за это большинству писателей.
— Возглавляемые тобой журнал «ШО» и фестиваль «Киевские лавры» активно наводят мосты между украинской и русской культурами. Какие есть успехи и какие существуют трудности?
— Благодаря журналу и фестивалю появляется все больше переводов украинских поэтов и прозаиков на русский, белорусский и другие языки. Выходят подборки в престижных литературных журналах, книги в солидных российских издательствах. Приятно, что мы помогли выходу новых изданий Сергея Жадана и Тараса Прохасько в России, способствовали публикации стихов Игоря Рымарука в журнале «Новый мир».
За годы существования фестиваля на нем побывало более 400 украинских, русских, белорусских, грузинских поэтов. Трудно вспомнить, кто из известных авторов не читал на нем своих стихов. Давайте я попробую выстроить некий эстетически разноплановый список его участников: Алексей Цветков, Сергей Гандлевский, Иван Жданов, Сергей Жадан, Тарас Федюк, Андрей Хаданович, Дмитрий Александрович Пригов, Василь Герасимьюк, Бахыт Кенжеев, Шота Иаташвили, Марийка Мартысевич, Илья Кормильцев, Борис Херсонский, Иван Андрусяк, Анатолий Кичинский, Андрей Поляков, Ника Джорджанели...
При этом украинским чиновникам от культуры фестиваль не нужен. У них своя Украина, а у нас своя, и эти две Украины, слава богу, не пересекаются. И все же будем надеяться на лучшее, на то, что в официальной культуре на смену забубенным псевдопатриотам и холуям придут эффективные менеджеры, с которыми можно будет сотрудничать.
— Несмотря на кризис, следующий фестиваль состоится?
— Предварительные сроки проведения очередных «Киевских лавров» — 13—17 мая. Сейчас мы обсуждаем его ключевую тему: «Современные поэтические премии и фестивали». Предполагается презентовать наиболее яркие поэтические мероприятия — Биеннале поэтов в Москве, Калининградский, Казанский, Санкт-Петербургский фестивали поэзии. Думаем пригласить белорусских и грузинских коллег. С украинской стороны позовем участников фестиваля «Остання баррикада», представителей Литературного фестиваля при Львовском форуме издателей. Интерес вызовут презентации Международного Волошинского конкурса и Чичибабинских литературных чтений.
Будут приглашены кураторы наиболее интересных премий, их лауреаты и шорт-листеры. Речь идет о российской премии «Дебют», которая поддерживает молодых литераторов, о самой престижной в России и самой крупной в денежном выражении (40 000 долл.) премии «Поэт», о Русской премии, которой награждаются пишущие на русском языке поэты, живущие по всему миру, а также о премиях престижных украинских и русских литературных журналов и украинских национальных премиях.
— Вернемся к твоей поэзии. Неизбежный вопрос — о влияниях. Кто из поэтов и на каких этапах твоей жизни больше всего на тебя повлиял?
— Как сказал Бродский, «повлияли все и никто». В Херсоне, откуда я родом, подписаться на толстые московские журналы вроде «Нового мира» можно было только по большому блату. В школьные годы я прочитывал огромный массив самой разной советской поэзии, который был доступен в областном городе, — от Старшинова до Щуплова, от Тарковского до Левитанского. Естественно, читал классику — от Пушкина до Блока. Очень благодарен замечательному украинскому поэту Анатолию Кичинскому, привившему мне любовь к украинской поэзии.
В 16 лет я поступил на факультет журналистики, и мне удалось выписать журнал «Литературная учеба», в котором такие мэтры, как Вознесенский и Рождественский, разбирали стихи молодых поэтов. Там я открыл для себя Ивана Жданова, Вадима Егорова, Веронику Долину, Александра Чернова.
Дальше минус в виде службы в армии, который одновременно превратился в большой плюс. Я служил в Группе советских войск в Германии, и библиотека нашей части была самой роскошной в регионе: более тысячи книг, почти все толстые советские литературные журналы. И вот в одном из них я вдруг читаю «Плывет... кораблик негасимый из Александровского сада...» И там же «Письма римскому другу». Это была первая публикация Бродского в СССР.
Слава богу, что волна этих великолепных стихов обрушилась на меня не в 14 лет, а когда я был уже подросшим волчонком со своими зубами и своим авторским норовом, когда мне было ясно, что я и сам чего-то стою. Естественно, это впечатление пришлось перемолоть, преодолеть, переболеть им, но хорошо, что это случилось вовремя.
— Мы с тобой разговариваем в дни, когда в стране меняется власть, не исключено, меняется радикально. Какими ты видишь новых руководителей страны?
— Это как в том мультфильме про Д'Артаньгава и трех псов-мушкетеров. Когда кот-кардинал спрашивает, кто еще остался из гвардейцев, мол, возьмите лучших из лучших, ему отвечают, что лучших из лучших уже нет. Тогда, говорит он, возьмите лучших из худших. Вот у нас сейчас приблизительно такая ситуация.
— Если следующим президентом будет Виктор Янукович, каких действий ты от него ждешь?
— Я думаю, будет учтена главная ошибка Ющенко. Янукович сделает все, чтобы в Украине остался один сильный политико-экономический клан, как это сделал в свое время Путин. Чтобы был один хозяин. По-другому управлять этой по своей психологии еще до сих пор феодальной страной не получается. Наша демократия — это постоянная нестабильность: раздрай в парламенте, дискредитация Украины перед европейским сообществом. Отсюда тоска по сильной руке. Процесс «обыдления нации» почти завершен.
— Тебе не кажется, что журнал «ШО» такая сильная рука просто запретит?
— А зачем? Украина хороша тем, что свобода слова здесь не имеет никакой цены, никаких реальных рычагов. Можно кричать что угодно, но от этого ничего не изменится. А журнал «ШО» — просто нескучный авторитетный эксперт по культуре. Мы вне политики. Хотя некоторая опасность от нашей деятельности все же есть. Вокруг «ШО» группируются читатели, которые мыслят категориями не только украинской и русской культуры, но и европейской. Это люди с активной творческой и протестной позицией. А знаешь, чем отличаются украинские богачи от прочих? Они — не олигархи по своей психологии и ведению бизнеса, они — куркули. А это страшная сила.
Бэтмен Сагайдачный
«Новый Lucky Strike» — поселок дачный,
слышится собачий лайк,
это едет Бэтмен Сагайдачный,
оседлав роскошный байк.
Он предвестник кризиса и прочих
апокалипсических забав,
но у парня — самобытный почерк,
запорожский нрав.
Презирает премии, медали,
сёрбает вискарь,
он развозит Сальвадора Даля
матерный словарь.
В зимнем небе теплятся огарки,
снег из-под земли,
знают парня звери-олигархи,
птицы-куркули.
Чтоб не трогал банки и бордели,
не сажал в тюрьму —
самых лучших девственниц-моделей жертвуют ему.
Даже украинцу-самураю трудно без невест.
Что он с ними делает? Не знаю.
Любит или ест.
* * *
Не лепо ли ны бяшет, братие,
начаты старыми словесы:
«У первого украинского дракона
были усы,
роскошные серебристые усы
из загадочного металла,
говорили, что это — сплав сала
и кровяной колбасы,
будто время по ним текло и кацапам
в рот не попало.
Первого украинского дракона звали Тарас,
весь в чешуе и шипах по самую
синюю морду,
эх, красавец-гермафродит,
прародитель всех нас,
фамилия Тиранозавренко
опять входит в моду.
Представьте себе просторы
ничейной страны,
звериные нравы, гнилой
бессловесный морок,
и вот из драконьего чрева
показались слоны,
пританцовывая и трубя «Семь-сорок».
А вслед за слонами, поддатые
люди гурьбой,
в татуировках, похожих на вышиванки,
читаем драконью библию:
«Вначале был мордобой...
...запорожцы — это первые панки...»
Через абзац: «Когда священный
дракон издох
и взошли над ним звезда Кобзарь
и звезда Сердючка
и укрыл его украинский народный мох,
заискрилась лагерная «колючка»,
в поминальный венок вплелась
зачухонь-трава,
потянулись вражьи руки
к драконьим лапам...»
Далее неразборчиво,
так и заканчивается глава
из Послания к жидам и кацапам.
Мосты
Лишенный глухоты и слепоты,
я шепотом выращивал мосты
меж двух отчизн, которым я не нужен...
Поэзия — ордынский мой ярлык,
мой колокол, мой вырванный язык;
на чьей земле я буду обнаружен?
В какое поколение меня
швырнет литературная возня?
Да будет разум светел и спокоен.
Я изучаю смысл родимых сфер:
...пусть зрение мое — в один Гомер,
пускай мой слух — всего в один Бетховен...
Слюною ласточки и чирканьем стрижа
над головой содержится душа
и следует за мною неотступно.
И сон тягуч, колхиден. И на зло
мне простыня — галерное весло:
тяну к себе, осваиваю тупо...
С чужих хлебов и Родина — преступна;
над нею пешеходные мосты
врастают в землю с птичьей высоты!
Душа моя, тебе не хватит духа:
темным-темно, и музыка — взашей,
но в этом положении вещей
есть ностальгия зрения и слуха!
Юрий ВОЛОДАРСКИЙ
№6 (497) 12 - 18 февраля 2010 г.
2000.net.ua/2000/aspekty/slovo/49074
Публікація першоджерела мовою оригіналу
