Пароход идет в Херсон
Первое, что открывалось взору пассажира с палубы колёсного парохода «Граф Тотлебен», шедшего из Одессы и приближавшегося по Днепру к Херсону, – это низкие берега Карантинного острова, заросшие камышом и редкими деревьями.
Оплывшая земляная насыпь на месте, где когда-то, в Екатерининские времена, располагалась артиллерийская батарея, которая должна была первой встретить врага на подступах к городу. Убогие домишки небольшого рыбацкого поселения в тысячу человек, где даже начальная школа появилась только в 1908 году благодаря стараниям Фридриха Эдуардовича Фальц-Фейна, подарившего «островитянам» добротное здание для учебного заведения. А ещё, несомненно, бросалась в глаза пассажиру парочка нещадно коптивших трубами и составлявших в этом смысле конкуренцию пароходу лесопилок. И над всем этим – раскинувшийся на возвышенности Херсон, состоявший из леса мачт и парусов у причалов, крыш домов, золочёных церковных куполов и густой, зелёной в сезон растительности на улицах.
С 1905 года с куполами храмов, заметно возвышавшимися над городом, стало конкурировать новое здание городской думы, похоже, самое высокое на тот момент общественное здание в городе. Идея постройки его долгое время витала в воздухе и на все лады муссировалась на заседаниях думы. В 1897-м городской архитектор Антон Сварик сделал проект и все расчёты. Однако отсутствие финансов отодвинуло строительство на неопределённое время. Чуть позднее был объявлен конкурс на создание проекта нового думского здания. Наиболее подходящим признали проект одесского архитектора Адольфа Минкуса, который после некоторых исправлений, внесённых Свариком, приняли за основу. Впрочем, в наивысшей топографической точке Херсона, в районе Ярмарочной площади (ныне площадь Свободы) к тому времени, а точнее в 1902 году, уже построили первое высотное техническое сооружение – водонапорную башню высотой чуть более 21 метра.
Пристани Херсона
Монотонно шлёпая по воде лопастями колёс и рассыпая брызги, «Граф Тотлебен» медленно, но целенаправленно стремился к пристани РОПиТ, примыкавшей к Одесской площади, откуда брала своё начало улица Почтовая (в первой половине XІX века – Пестелевская, впоследствии, с 1890-го, её именовали Говардовской, затем, с победой большевиков, – Красноармейской и наконец ныне – проспект, названный в честь адмирала Ушакова).
По правому борту парохода проплывал дикий, необжитый ещё берег Днепра, где ныне в районе пятого затона располагаются ухоженные дачи нескольких дачных товариществ. Ещё раньше, в ХІХ веке, в период развития лесного экспорта, этот берег был заполнен строевой и мачтовой древесиной, сплавленной сюда плотами с верховьев Днепра, ожидавшей своей очереди на погрузку.
История сохранила записки князя Ивана Михайловича Долгорукого, посетившего в 1810 году лесную пристань города. Он отмечает: «На левой стороне реки весь берег усыпан корабельными лесами. Они лежат на открытом месте, отчего и повреждаются. Видно, или ещё леса много, что нет нужды его беречь, или издержки для предохранения леса более важны, нежели сама ценная вещь. В таком случае жаль, что не оставили там множества дубов и сосен на корне, они бы ещё пожили и не опоздали стать на своём месте в корабле».
Впереди, слева по курсу парохода, на мысе, разделявшем воды Днепра и Кошевой, пустынно-песчаном ещё в начале ХХ века, с 1913 года и вот уже более ста лет пассажиров встречает изящное здание херсонского яхт-клуба. Официально яхт-клуб в Херсоне был основан в 1908-м, а чуть позже учредители-меценаты, в частности, пожалуй, самый известный своей благотворительной деятельностью Пётр Соколов, пожертвовали средства на строительство здания, ставшего своеобразной визиткой города.
У херсонского берега, куда ни кинь взгляд, – многочисленные пристани с устроенными на берегу площадками для громоздких грузов, в том числе леса и крупного рогатого скота, складские помещения, принадлежавшие различным пароходным обществам. Там, где, отделяясь от главной днепровской артерии, начиналась река Кошевая, у берега напротив улицы Воронцовской (в советское время – Коммунаров, ныне ей возвращено историческое название) теснились друг к другу пристани Караводина, Милетина, Ратнера, Алешковская, Збурьевской компании и других местных пароходств.
Кроме того, в Херсоне было немало достаточно крупных пароходовладельцев, которые своих пристаней не имели, а по контракту за определённую плату арендовали чужие. Скажем, пароходство «Георгий и Орион», суда которого совершали ежедневные рейсы на линии Херсон – Одесса.
Отдельно от пристаней названных пароходств, уже у берега Днепра, стояла Городская (Купеческая) пристань, сойдя с которой приезжие пассажиры попадали на Ришельевскую (бывшая Октябрьской революции, которой вернули её историческое название) улицу. За Городской пристанью, в начале Днепровского переулка (в советское время – Доры Любарской, ныне Сестёр Гозадиновых), – пристань крупного частного пароходства «Коваленко и Ко», объединившегося в 1909–1910-х с пароходством Спозито.
Наконец,у нынешней городской набережной, имевшей тогда более пустынный, неухоженный вид и носившей громкое название Одесская площадь, – пристань РОПиТ. Все эти пристани-мосты, как их здесь называли, представляли собой широкие добротные деревянные площадки, действительно похожие на длинные мосты. Они устанавливались на сваях, вбитых в речное дно, перпендикулярно течению реки и выдавались далеко вперёд, за прибрежные отмели.
Вот и конец путешествию. Пароход «Граф Тотлебен» швартуется у пристани РОПиТ в Херсоне. Хорошо, когда поездке не мешают никакие побочные обстоятельства. А ведь порой случалось и так, как пишет в местной газете один из пассажиров: «Пароход “Тотлебен” до такой степени был загружен коровами в носовой части, что администрация забыла даже о примитивных удобствах пассажиров. Не было решительно никакой возможности пройти в каюту II класса или выйти из неё…».
А ещё, хотя и в исключительных случаях, скажем, при затяжном шторме с сильным лобовым ветром или просто по недосмотру капитана и его помощников, на пароходе могло не хватить… угля! В этом случае, чтобы дотянуть до Херсона, команда жгла в топках котлов корабельный хлам и попавшую под руку древесину.
На пристани толпились нетерпеливые встречающие, и не только. Предлагали свои услуги многочисленные извозчики и гостиничные коммивояжёры, наперебой зазывавшие приезжих остановиться непременно «в самой лучшей, европейской» гостинице.
«Лишь только сошли на берег с вещами в руках, – жаловался один из пассажиров в херсонской газете “Югъ”, – как были атакованы целой армией субъектов, на фуражках которых красовались имена разных гостиниц. Каждый из них, желая оттереть своего конкурента, употреблял все усилия, чтобы, по возможности, ткнуть под нос карточку своей гостиницы и вырвать из рук мои вещи. Рядом – другая ватага комиссионеров накинулась на другого приезжего и вступила между собой в борьбу. Когда я сказал, что гостиница не нужна, они, не стесняясь присутствия моей жены и других женщин, начали оскорблять разными неприличными намёками и оскорбительными остротами. В числе которых перещеголяли своих товарищей комиссионеры гостиниц “Бристоль” и “Лондонская”»
…Чуть мягче комиссионеров действовали местные извозчики, которым гостиничные администрации приплачивали за доставку в гостиницу пассажиров-клиентов.
Набережные: Днепровская и Кошевая
В начале истории Херсона, прилегавшие к городу берега от Адмиралтейства на Днепре и дальше вдоль реки Кошевой, были низкими, болотистыми и заросшими камышом. То есть совершенно непригодными для причаливания и разгрузки торговых судов. Наиболее подходящим местом для устройства пристани оказался лишь береговой участок в районе современной набережной. Однако с развитием города мест для швартовки и разгрузки судов очень скоро стало не хватать.
Стоит отметить, что к тому времени уже существовал вполне разумный проект устройства вдоль берега городской набережной. Вот только из-за отсутствия финансов работы всё никак не могли начаться. Только в 1807 году дело сдвинулось с мёртвой точки. При помощи арестантов местных тюрем, труд которых оплачивался практически по той же таксе, что и труд вольных землекопов-чернорабочих, низкий берег на участке от Почтовой до Воронцовской подняли и укрепили широкой земляной насыпью, обшив получившуюся набережную деревом. Такими же широкими земляными насыпями, являвшимися продолжением спускавшихся к реке улиц, набережную соединили с городом.
Однако заболоченные низины между насыпями с загнивающей в летнюю жару водой с мириадами болезнетворных микроорганизмов и тучами комаров, прятавшихся среди растущих здесь камышей, ещё не один год отравляли жизнь прибрежным жителям. Только в 1838 году при губернаторе генерал-майоре Пестеле удалось найти средства для засыпки грунтом «болотных чеков» вдоль набережной. Главной рабочей силой оставались всё те же арестанты, а грунт для засыпки брали по соседству на Одесской площади, срывая крутой и тогда ещё не заселённый берег.
И всё же набережная-дамба имела недостаточную высоту, и время от времени, в сильное половодье, под напором воды начинала «просачиваться». «Лет тридцать тому назад, – сообщал в 1908 году “Херсонский вестник”, – высокий разлив Днепра у Херсона сильно поразорил город. В прошлом году уровень воды весной был всего на пол-аршина ниже набережной. По всему своему протяжению дамба набережной стала давать трещины и “просасывания”. И если бы вода пошла гулять по улицам города (имеется в виду по прибрежным улицам, расположенным в непосредственной близости к реке), это стоило бы сотен тысяч».
Как в воду глядели газетчики: наводнение 1908 года оказалось как раз из таких – убыточных. «Пройдём от пристани Русского общества по набережной. Возле пристани вода уже вышла до аршинного столбика и здесь спешно строят запруду, так как в противном случае вода хлынет и затопит лесные склады… На пристани “Надежда” идёт спешная переноска клади прямо на мостовую, а близлежащие алешковская и голянская (производное от названия Голая Пристань. – Прим. авт.) пристани уже скрылись под водой. Против Волохинского парка идёт спешная укладка мешков с землёй, о которой сами же рабочие говорят, что это защита только “от волны”… На Соляной вода заняла почти весь проезд с Кошевого спуска на Забалку. Под первым проездным мостиком уже нет и щёлочки, ещё два вершка – и вода покроет мостик. А арестанты спешно откапывают мостовую и землю двумя колымагами сваливают под дома. По Кривой улице все огороды в воде. Вода залила Кривую, и пешеходу не пробраться…» – констатировал факты всё тот же «Херсонский вестник».
Низменный Карантинный остров с рыбацким поселением уже давно превратился в херсонскую Венецию. Вода загнала жителей вместе со всей их живностью на чердаки, откуда они уныло наблюдали за мощными силами природы. После подобных катаклизмов глиняные мазанки, пропитанные водой, приходилось восстанавливать практически заново…
В дни весеннего половодья обыватели буквально вырывали из рук газеты, чтобы собственными глазами убедиться, что опасность миновала, ведь в каждом номере газеты обязательно печатали краткий отчёт: «За ночь на 3 мая вода прибыла на 1 дюйм. До 12 часов 3 мая вода не прибывала, но во многих местах набережная начала давать течь».
В период сильного весеннего половодья по причине затопления мостков и пристаней осуществление грузо-пассажирских перевозок было крайне затруднено. Так что и «большая вода», равно как «малая», обнажавшая отмели знойным летом, были одинаково сложным испытанием для херсонского грузо-пассажирского флота.
Было время — и на проспекте Ушакова козы да свиньи паслись…
К тому времени, когда у херсонского берега была устроена пристань РОПиТ, с длинным деревянным мостом для причала судов, улица, продолжавшая пристань (нынешний проспект Ушакова) называлась Почтовой. Первоначально же её называли Пестелевской, в честь херсонского гражданского губернатора Владимира Ивановича Пестеля, приложившего немало сил и старания для устройства дамбы-набережной, защищавшей низменную часть города от затопления.
В начале 1850-х улицу переименовали в Почтовую, а Пестелевским назвали бульвар, протянувшийся от Почтовой до земляных валов крепости (ныне это часть улицы Перекопской от проспекта Ушакова до кинотеатра «Юбилейный»). Стоит отметить, что название для бульвара также было выбрано не случайно. Ещё в начале 1840-х годов Владимир Иванович Пестель распорядился посадить деревья вдоль дороги, которая вела из Греческого предместья в крепость, что было исполнено заключёнными арестантской роты. За прошедший с того времени десяток лет деревья укоренились, подросли и превратили пыльную дорогу, протянувшуюся через заросший бурьяном пустырь, в весьма сносную тенистую аллею.
Улица Почтовая являлась восточной границей Греческого предместья и служила главной сухопутной транспортно-пассажирской артерией, соединявшей Херсон с другими южными городами и населёнными пунктами. Почтовая заканчивалась у городских ворот в районе нынешней областной больницы на проспекте Ушакова. Далее за пределами города начиналась дорога, именовавшаяся Николаевским почтовым трактом.
Одесская площадь
Что же видел пассажир, сошедший с пристани РОПиТ на берег в Херсоне, помимо гостиничных коммивояжёров, извозчиков, торговок съестным, собиравшихся сюда к приходу и отходу пароходов, да полицейских, следивших за порядком и зорко высматривавших «нежелательных» в городе субъектов? В первую очередь, пожалуй, ряд складских помещений, принадлежавших РОПиТ и соседствующим с ним пароходным компаниям. Затем, несомненно, бросался в глаза, мягко говоря, не совсем ухоженный вид окрестности, носившей громкое наименование Одесская площадь. По сути, площадь представляла собой низменный участок берега, ограниченный с севера и востока раскопанным возвышенным береговым склоном Днепра.
Когда-то давно, ещё до устройства гражданских пристаней, примыкавших к берегу площади, на заре строительства Херсона здесь, в самом удобном для них месте, располагались несколько кирпичных заводов, с каждым годом увеличивавших интенсивность добычи глины. Чуть позже, когда после устройства дамбы-набережной для засыпки болот в низменной части города понадобились крупные объёмы грунта, его брали всё так же на этом прибрежном пустыре между территорией крепости и городом. Даже несмотря на то, что в 1860-х только образовавшемуся Русскому обществу пароходства и торговли для устройства пристани был выделен участок (западная часть нынешней набережной), устроен добротный мощёный подъезд к пристани с Почтовой и начала осваиваться береговая линия, с восточной стороны копка глины всё ещё продолжалась.
В 1880-х годах, когда разработки залежей глины достигли крепости и стали угрожать появившимся здесь ещё редким постройкам, официально выемку грунта запретили, имевшиеся кирпичные заводы закрыли. Однако окончательно выемка глины прекратилась лишь после начала интенсивной застройки в этих местах, поэтому даже после запрета грабари с оглядкой продолжали потихоньку копать.
К этому времени относится обнаружение двух человеческих скелетов в том месте, где ещё на заре строительства города стоял Покровский кабак – место сбора различного местного сброда. Кабак пользовался такой дурной репутацией, что мало кто из херсонских обывателей в одиночку отважился бы его посетить. К тому же, здесь часто бесследно исчезали люди. Даже гораздо позднее, когда оргии в нём прекратились и обветшавшее здание кабака доживало свой век, о нём рассказывали жуткие истории, а многие обыватели утверждали, что сами видели, как в полночную пору в слепых его окнах мерцал слабый огонь свечи и раздавались крики, от которых кровь стыла в жилах…
Кроме жутких кабацких мертвецов, во время выборки глины здесь были обнаружены останки как первых строителей города – христиан, так и пленных турок.
От внешнего мира и первых строений на Гимназической (в советское время улица Красностуденческая), с северо-восточной стороны площадь отделял двухсаженный (около 4 метров) глиняный обрыв с несколькими редкими постройками наверху. Местные газеты писали: «Живописный холм, на котором красуется здание пивной Лайера с разрушающейся беседкой на горе с северной стороны, … место уже тогда застроенное и потому оставленное нетронутым».
Предприятие «пивзаводчика» Лайера успешно просуществовало здесь на высоком берегу Днепра практически до начала империалистической войны. Рядом с заводом на принадлежавшем ему участке заводчик разбил сад, из которого открывался живописный вид на днепровские просторы. Когда же с 1 августа 1914 года «сухой закон» официально вступил в силу, владельцу пришлось несладко. Уже к началу 1915-го завод и участок были заложены известному херсонскому меценату Петру Ивановичу Соколову за 30 тысяч рублей. Немного позже херсонское городское управление предложило выкупить у Соколова садовый участок в пользу города за 8 тысяч рублей. Узнав об этом решении, меценат уведомил управу, что вместе с садом он дарит городу и закладную на завод.
Вообще, Пётр Иванович Соколов в те далекие времена был ангелом-хранителем Херсона. Пожалуй, не найти ни одной отрасли общественной жизни, которую он не финансировал бы из собственных средств, причём совершенно безвозмездно. Тем обиднее кажется отношение к нему херсонцев после установления советской власти, допустивших, чтобы бывший меценат, так много сделавший для процветания города, умер нищим, больным и слепым стариком…
Здесь же, у восточных границ Одесской площади, в 1886 году был выделен участок для устройства водопроводной конторы ростовскому купцу Пастухову, положившему начало централизованному водоснабжению в Херсоне.
В издававшейся в Херсоне в начале ХХ века газете «Югъ» можно прочитать о том, что помимо замощённой дороги, ведшей на пристань РОПиТ, второй путь к берегу Днепра проходил по гребню глинистой гряды в непосредственной близости от Пастуховского предприятия. Причём пользоваться этой дорогой можно было лишь в сухую погоду, так как после дождя гряда становилась скользкой и была реальная опасность свалиться в находившуюся рядом глубокую промоину, размытую сбегавшими туда потоками воды.
Такой же грязной и неустроенной площадь оставалась и в начале ХХ века. «Одесская площадь между пристанью РОПиТ и водопроводом служит местом свалки мусора, навоза и прочего непотребства», – писала в 1900 году газета «Югъ». Примерно в то же время городская дума приняла решение о застройке северной границы площади, вследствие чего появилось обязательное постановление, запрещавшее копать здесь глину и сваливать мусор.
В 1902 году в северной части площади, на углу Говардовской (так с 1890 года стала называться бывшая Почтовая) было построено красивое двухэтажное здание для управления работ Херсонского порта. В период закладки здания, по существовавшей старинной традиции, под один из камней фундамента, «чтобы деньги водились», была уложена специальная капсула с находившимися внутри серебряными монетами и одним из номеров местной газеты «Югъ». На сохранившейся и дошедшей до нас фотокарточке 1908-го года, запечатлевшей здание портового управления и обширную часть площади, мусорных куч уже не видно, хотя сама площадь напоминала всё тот же неухоженный пустырь.
Пешком по Говардовской
Не знаю, возможно, я и поторопился, пригласив вас прогуляться по Говардовской, ведь уложенная здесь в 1840–50-х годах брусчатка была совсем не похожа на располагавший к прогулкам асфальт. Впрочем, прокатиться по брусчатке в бричке извозчика, наняв его на стоянке у пристани РОПиТ, было занятием также не из приятных, особенно если бричка была устаревшего образца, пусть даже с литыми резиновыми шинами.
Как выразился один из местных херсонских обывателей в начале ХХ века: «Езда по улицам Херсона доставляет положительно лишь одни страдания». Какое завидное постоянство! Пролетело более века, и асфальт на улицах города появился, и транспортные средства обрели не сравнимые с пролёткой мягкие рессоры, а езда по улицам города доставляет всё те же мучения.
Тем не менее, нельзя сказать, что в прошлом на состояние улиц не обращали никакого внимания. Напротив, только у города находились средства, в местной прессе появлялось сообщение о начале работ по замощению той или иной улицы. Конечно, в первую очередь мостили главные транспортные магистрали, связывавшие стратегически важные для жизни города объекты: улицы, которые вели к пристаням, рынкам, складам.
Такой же важной для грузо-пассажирского сообщения была и Говардовская, замощённая вплоть до выезда из города (район нынешней областной больницы). Дальше за город тянулась грунтовка, которую периодически реставрировали по вполне современным технологиям, совершая «ямочный ремонт», то есть засыпая глубокие ямы мелким щебнем. Прокладка железнодорожных путей и возведение комплекса железнодорожной станции Херсон в 1907 году в этом смысле ничего так и не изменили.
В 1908 году газета «Родной край» сообщала: «20 января. После отхода 5-часового поезда на хорошего извозчика сели дама и мужчина. Въехав в самую грязь, экипаж завяз. Кучер погнал лошадь, которая рванула экипаж с такой силой, что шкворень лопнул, и лошадь с передком побежала, а за ней на вожжах потянула кучера. Седоки были в таком плачевном положении, что не знали, сидеть ли в экипаже или выходить по колена в грязь…».
А вообще, по части замощения улиц городское управление имело два варианта: мостить либо гранитом, что было очень дорого, но качественно, либо местным камнем, в 4–5 раз дешевле, но менее долговечно. Поэтому покрытие тогда выбирали от степени важности дороги. Скажем, дорогу по территории упразднённой крепости, соединявшую крепостные ворота, в начале ХХ века замостили камнем за 2 тысячи рублей, в то время как гранитная обошлась бы в 10 тысяч.
В 1900 году для предоставления заработка местному населению в осенне-зимнее межсезонье городская управа наняла свыше 500 человек для исполнения земляных работ по выравниванию ходовых полос и засыпки канав вдоль проезжей части Говардовской. И хотя заработок работников составлял 35 копеек в день, при стоимости фунта (453 г) хлеба 5 копеек на эти деньги можно было худо-бедно прожить.
К этому времени стараниями Херсонского губернатора Кирилла Акимовича Оленич-Гнененко, занимавшего пост в 1848–1851 годах, и его последователей Говардовская уже имела вид тенистого бульвара. Вдоль всей улицы в несколько рядов были высажены молодые деревья. Чуть позже, когда они уже подросли, были устроены посыпанные мелким гравием дорожки и установлены деревянные скамьи. Пожалуй, нам не понять, каких трудов это стоило в те времена. Казалось бы, проще простого посыпать дорожки, установить скамейки, посадить деревья… А ведь главная забота состояла в том, чтобы это всё сохранить!
Не стоит сбрасывать со счетов, что Говардовская соседствовала с обширным пустырём, который простирался до валов крепости. Там паслись козы, коровы и даже свиньи, тогда практически беспрепятственно разгуливавшие по всему городу, даже вопреки строгим постановлениям полицмейстера. «По Говардовской улице свиньи подрывают и обнажают корни деревьев. Вода от дождей наполняет ямы, и в случае морозов деревья могут вымерзнуть», – писала херсонская газета «Югъ».
Немало вреда молодым посадкам приносили и местные жители, у которых страсть к разрушениям была, что называется, в крови. Тем более в непосредственной близости от улицы находилась неспокойная окраина Северного форштадта, за которой начиналась такая же неспокойная Забалка. Поэтому городскому самоуправлению пришлось изыскивать дополнительные средства в казне для устройства надёжной ограды бульвара – для защиты от животных и учреждать дополнительный полицейский пост – для защиты от вандалов-людей.
Труды и заботы по благоустройству улицы не прошли впустую. Лет через 20, ещё при губернаторе Клушине, она уже вполне претендовала на статус бульвара. А в начале ХХ века в местном «Юге» можно было прочитать: «Почтовая улица имеет все данные для того, чтобы стать одним из наиболее оживлённых и любимых мест для прогулки. Главное, чем привлекает Почтовая улица, – это две широкие аллеи с прекрасно разросшимися, дающими хорошую тень ветвистыми акациями».
Интересно, что хотя в 1890 году, к столетию со дня смерти английского филантропа Джона Говарда, умершего в Херсоне, было принято решение переименовать Почтовую в Говардовскую, ещё долго даже в официальных источниках её именовали по старинке. На плане Херсона, составленном городским землемером Щелкуновым в 1892 году, она всё так же значилась Почтовой.
Джерело: "Херсонъ - забытый Югъ". Блог Виктора Хмеля
Публікація першоджерела мовою оригіналу
