Как Сталин приказал «сфотографировать» Ушакова
Далеко не в каждом городе пребывали люди, в будущем обретшие нимб святости. 18 октября 2002 года в Херсон прибыла икона Св. праведного воина-флотоводца Феодора Ушакова (1745-1817 гг.). Федор Федорович был канонизирован в 2001 году. Но соответствует ли лик святого на иконе его прижизненному облику?
«Лик человеческий, быв зерцало души его, все душевные волнования ясно в чертах оного изобразуются».
И. Виен
Как ни парадоксально, но в том, что потомки смогли увидеть прижизненный облик (с фотографической точностью) адмирала Федора Ушакова, заслуга Иосифа Сталина.
А дело было так.
В 1943 году правительство СССР решило учредить высшие морские награды: ордена и медали Ушакова и Нахимова. По статусу, на них должны быть изображены облики прославленных адмиралов. С внешностью Нахимова затруднений не было: сохранились его прижизненные дагерротипные изображения. А вот портреты Ушакова работы неизвестных художников у мнительного Сталина вызвали подозрения в их подлинности. И он рекомендовал инициатору создания наград Адмиралу флота СССР Н. Г. Кузнецову: «Посоветуйтесь по этому вопросу с Лаврентием Павловичем (Берия – авт.), он вам поможет». Последний познакомил генерала с ученым-антропологом – скульптором М. М. Герасимовым, который создал методику восстановления прижизненного облика человека по его черепу.
Реконструкции (так их назвал ученый) умерших людей ничем не отличались от их прижизненных изображений. Благодаря Михаилу Герасимову потомки смогли увидеть лицо Ярослава Мудрого, Ивана Грозного, Тимура (Тамерлана), Фридриха Шиллера и многих других. Антропологу предстояло идентифицировать портретные изображения Ушакова со своей реконструкцией.
Получив правительственное задание, Михаил Герасимов срочно выехал в город Темников Тамбовской области, рядом с которым, в Санаксарском монастыре, был похоронен адмирал.
Глядя на проносившиеся мимо вагона березовые перелески и небольшие подмосковные деревеньки, ученый думал, что впервые ему предстоит работа, противоположная той, которую он делал раньше. Это было похоже на доказательство обратной теоремы. «А если так, то будем действовать, как в геометрии». Герасимов вытащил папку и разложил все портреты Ушакова.
Бегло осмотрев их, он пришел к выводу: все они очень схожи между собой и были написаны в последние годы жизни флотоводца. Отличия между портретами были незначительные: положение руки, державшей подзорную трубу, эфес шпаги, орденская лента и задний фон. Герасимов пристально всматривался в лицо Ушакова. С портретов на него смотрел спокойный и важный «екатерининский орел»: полный вельможа с холодным правильным лицом, с продолговатым его овалом и тонкими чертами типичного аристократа. Чем-то неуловимым портреты Ушакова были похожи на портреты многих сановников того времени.
Михаил Михайлович открыл записи биографа адмирала Бантыш-Каменского. Там нашел словесный портрет Ушакова, составленный из рассказов людей, знавших или служивших вместе с великим адмиралом: «Федор Федорович Ушаков был роста среднего, сухощав, в плечах широк, лицо имел моложавое, приятное, и в глубокой старости всегда играл на оном румянец. Нрава был чрезвычайно вспыльчивого: беспорядки, злоупотребления заставляли его выходить из себя, но гнев скоро проходил».
До самого утра Герасимов читал об Ушакове. Ученый пришёл к выводу: на портретах изображён утонченный аристократ, а не человек, который прослужил 44 года на флоте, провел на море 40 кампаний, участвовал в трех войнах, в двух последних командовал Черноморским флотом и при этом не знал поражений.
Возбужденный Герасимов шагал по купе, изредка потирая покрасневшие от бессонно проведенной ночи глаза.
«Нет, здесь что-то не так, – думал он, – уж очень не совпадает этот портрет с тем образом морского волка, совсем не высокородного, мужественного воина, чуть ли не республиканца по некоторым поступкам, человека сильной воли и большой прямоты, который нам завещали его друзья и современники».
В Темникове Герасимова приняли как высокого столичного гостя. Секретарь райкома партии, предупрежденный правительственной телеграммой, выполнил все требования ученого: рабочие, инструменты, приспособления для эксгумации.
На следующий день группа прибыла в Санаксарский монастырь. После демонтажа памятника и кованой ограды рабочие приступили к раскопке могилы. Для Герасимова это был самый важный момент в его работе: одно небрежное движение, удар лопатой или ломом – и тогда всему конец. Тайна, которая могла стать явью, навсегда осталась бы тайной. Потому, когда лопата рабочего глухо ударилась о что-то твердое, Михаил Михайлович приказал прекратить копать. Он сам спустился в могилу и начал очищать землю резиновой лопаточкой. Затем сменил её на кисти.
«Все! Все пропало», – с отчаянием подумал ученый. Осевший свод повредил гроб и скелет. Но надежда не покидала Герасимова. Он работал быстро и уверенно: наверх подавал обломки досок гроба, истлевшие куски материи, поврежденные кости, ржавую шпагу.
Доски гроба вновь тесно прижаты друг к другу. Резиновым совком работать было трудно, и ученый взял лопату сам: в тот момент он никому не доверял.
Через два часа половину гроба, оставшуюся целой, осторожно подняли наверх. В ней остались лишь череп, остатки золотого шитья воротника и целёхонький адмиральский погон с тремя черными орлами. Сомнений, кто здесь похоронен, не осталось никаких.
На следующий день Герасимов приступил к первому этапу исследования. На столе перед ним лежал череп: грубоватый и короткий, каждая деталь которого, казалось, кричала: «Я не тот, кто изображён на портретах». Даже с первого взгляда ученому было совершенно очевидно, что если восстановить облик покойного, то в нём не будет ничего общего с теми портретами, которые он видел.
Через неделю реконструкция была закончена, а череп возвращен в захоронение адмирала. Отчаяние охватило Герасимова, когда он сравнил свой эскиз внешности с портретами Ушакова: два разных человека. Ученый впал в прострацию. Он впервые столкнулся с тем, что подвергало сомнению его методику реконструкции облика человека по черепу.
Герасимов вспомнил теорему из курса средней школы: «Если три стороны одного треугольника равны трем сторонам другого, то при их наложении вершины совпадут». Это навело антрополога на новую мысль.
Фотографии Ушакова не было и не могло быть. Но с портрета ученый снял его точную «прорись» – сухой чертеж в масштабе один к одному. Затем в этот чертеж впечатал фотоснимок черепа, следуя теореме, в которой накладывались треугольники. Оказалось, что череп намного короче лица на портрете – его нижняя челюсть пришлась чуть ли не на середину подбородка. Кости черепа значительно шире лица на портрете: они не умещались в абрисе щек, выступали наружу.
Герасимов устало опустил планшет на стол. Возбуждение прошло, и на смену ему пришла апатия. Ученый подошел к окну. Проливной дождь хлестал по стеклам косыми струями. Михаил Михайлович прислонился лбом к прохладному стеклу. Завтра нужно было предоставить отчет и эскизы в наркомат, а у него не было ещё написано ни единой строчки.
Герасимов уселся в кресло, поставил перед собой планшет: «Итак, либо череп не принадлежит Ушакову, что исключено. Тогда остаётся одно – художник написал заведомо непохожий портрет. Почему? Может быть, он рисовал по памяти? Может, по другим, не дошедшим до нас источникам?» До полуночи он строго и придирчиво изучал не только портрет, но и фото черепа. Нет, обвинять старинного художника в небрежности нельзя. Он несомненно писал с натуры. Он точно воспроизвел некоторые индивидуальные особенности лица адмирала: на портрете глаза лежат не на одной горизонтальной прямой, такая же асимметрия и на фото черепа, положение надбровных дуг на фото и портрете совпадали. А в целом – громадная разница. Почему? На это Герасимов ответить не мог. Усталый, он начал писать отчет. И хотя в наркомате обороны выразили благодарность ученому, сам он почему-то чувствовал себя виноватым.
А через месяц Герасимова вызвали в канцелярию Сталина: - Ваш отчет и эскизы мы передали для изучения в Академию художеств СССР. Вот их заключение: «Идентичность изображения Ф. Ф. Ушакова на портретах и реконструкции черепа, проделанной М. М. Герасимовым, несомненна. В результате анализа оказалось, что у художников того времени существовало своё представление о том, что такое “благородство” лица. Прежде всего, это удлиненный овал. И если даже заказчик, крупный государственный муж не обладал таковым лицом, дело художника – придать ему такое хотя бы на портрете. Живописцы того времени, сохраняя даже не украшающие натуру черты, усердно боролись с “простонародностью” – вытягивали лица, как в цилиндрическом зеркале, придавая им один раз навсегда установленный овал. Вот так, Михаил Михайлович, обошелся живописец с грубоватым, овеянным всеми ветрами морей лицом Ушакова, моряка, воина, человека совсем не царедворческой складки. Сходство было принесено в жертву моде и вкусам века. Свыше ста лет не знали, каким был некогда прославленный адмирал. И только теперь, благодаря вам, Михаил Михайлович, вашему искусству восстановления облика человека по его черепу, мы впервые увидели прижизненный облик легендарного адмирала. Примите благодарность Иосифа Виссарионовича за проделанную работу». Только на улице Герасимов свободно вздохнул: его учение и метод ещё раз получили подтверждение в правильности, пройдя столь необычное испытание.
Р. S. Несоответствие прижизненного облика адмирала с ликом Святого праведного воина-флотоводца Феодора объясняется законами иконописи, которые отличны от законов портретной живописи.
Александр СКОРОХОД // Гривна № 48 (412) 28.11.2002 (стр. 29)
