Память... Память вещь губительная. Людям свойственно помнить, память - это крест который не каждый сможет донести до своего логического конца.

Память...  Помню улицу, на окраине города, похожую на магистраль, но почти всегда одинокую, почти всегда зависящую от пустоты. По ней редко ездили автомобили, в большинстве это были грузовики, (запчасти КАМАЗов мерно стучали в такт моим мыслям), в которых направлялись на работу уже не совсем молодые мужчины кризиса среднего возраста. В синих состарившихся, иногда грязных комбинезонах, могли похвастаться наличием у себя большого пуза, чем беспокойностью жизни. Я восхищался этими людьми, они казались словно с другой планеты: у них не было проблем, только стабильная работа, семья, верный пес, выпивка в пятницу и стабильное похмелье в субботу. Я в определенной степени хотел быть похожим на них. Простым быть легко, потому что не нужно заново придумывать велосипед, не приходится никого поражать, то ли способностям,то ли цинизмом, поведением.

Мужчины работали на хлебопекарне. Видимо постоянная работа с хлебом научила их постоянно улыбаться, а это в свою очередь вносит в жизнь яркость и удовлетворение всех потребностей.

Я помню... Помню как несколько раз ходил за ними в их бар, в котором они собирались каждой пятницу и это было не похожим на плоское пьянство, употребление алкоголя ради утешения, или подавления боли, это было просто атрибутом какой-то определенной дружбы, какого-то общего чувства, которое объединяло всех этих людей, они не задумывались о том, что потеряли, не мечтали дальше своей головы, а принимали то, что легко шло им в руки и благодарили Бога за это. Смерть получали как подарок, как финиш, как победу.

Я любил слушать их разговоры, они были лучше и жизненнее сюжетов голливудских фильмов, были настоящими, потому дарили забвение хотя бы на несколько минут.

Память... Помню смс, которое пришло от нее, когда я этого уже давно не ждал. Она никогда не писала смс-ок и, что тут говорить, она никогда не звонила, не писала в инете первой. Возможно потому, что я не был КЕМ-ТО для нее, а может она следовала принципам невесомости называемыми - моралью, этикетом, женской этикой.

В смс говорилось что-то вроде «я хочу прогуляться с тобой. Ты как »

Я не верил протирал глаза, просил прохожих ущипнуть за ухо, дать подзатыльник. Не верил и все. Потому что это не было похожим на нее. Она не любила приходить ей скорее нравилось идти.

Прошло немного времени с тех пор как я женился, я еще даже не успел привыкнуть к переменам в жизни, и кто может этим похвастаться. Даже кольцо иногда давило и хотелось его снять. Знаю точно, что не любил свою жену. Все эти наивные улыбки, попытки найти общие темы для разговоров перед телевизором, а ночью, когда слышал ее сонное сопение я вспоминал другую, ту которую так и не смог получить. Но кто может похвастаться, что он счастлив, говорят у человека заложено в генах определенное количество килограммов счастья, увеличить его нельзя, а вот уменьшить можно.

До детей еще у нас как-то не дошло, но я чувствовал что она скоро выразит свое желание, но пока что этого не произошло. И я радовался этому, возможно в глубине души надеялся, что кто-то освободит меня от себя и я начну жить правильно, а не идти по ветру в надежде на покой и отсутствие тупиков.

В тот день, когда пришла эта тревожная смс я, как раз, шел с женой по рынку, она выбирала какие-то овощи, а я думал о своем.

Лили, после моих не совсем удачных попыток стать ей чем-то большим, поехала в Польшу, «надеюсь навсегда» - говорила она и в какой-то момент я тоже так хотел думать, любовь бывает иногда тяжелым бременем особенно тогда, когда ты любишь больше.

«В 6 у школы».

«Хорошо».

Не знаю почему я согласился встретиться, возможно хотел как-то улучшить положение, отыграться у жизни. Но я особо не готовился к этой встрече, не знал что буду говорить. Просто думал ни о чем. Но надежда все же была. Надежда на что-то.

Я увидел ее. Длинные волосы, польские глаза, как я иногда их называл, большие полные розоватые губы, которые она почему-то никогда не покрывала помадой, от чего они приобретали какую-то естественность, несколько новых морщин у щек, привычные ямочки. Заметно было, что она не забыла, что такое женская уверенность. Она держалась, как всегда, немного свысока и иногда ее тон голоса звучал манипулирующе. Она ничуть не изменилась со времени нашей последней встречи. Только одна крошечная деталь - появилась кольцо.

Я окинул ее взглядом и понял почему тогда и, возможно, сейчас на улице за ней следят мужчины, ведь это настоящая женщина. Свидетельство тому многогранность, она могла быть одновременно и нежной, и сексуальной и даже проявлять в себе детскую слабость и отсутствие защиты.

Мы шли по Объездной, над головой летали вороны, а дорога поражала своим одиночеством. Говорили про житьё-бытьё. Она рассказывала, как в Польше ее работами заинтересовались несколько выставок, а директор галереи пообещал познакомить с несколькими лондонскими друзьями, которые понимают в живописи. Но, невзирая на всю непринужденность, что-то в ней было чужим. Таким чего я не мог принять. Мы дошли до завода, я устроился на скамейке, а она стояла напротив и ее глаза в буквальном смысле горели.

«Я слышала ты женился» И тут я вспомнил, что мы говорили только о ней, по правде сказать, говорила только она, я слушал.

«Да»

«И как, ты счастлив?». Она сказала это с какой-то горечью в голосе.

«Вижу, ты тоже успела». И я указал на ее кольцо.

«Ах ....» И тут она опустила глаза.

«Какое тебе дело до меня, ты же уехала навсегда?»

«Но ты меня любил, как ты мог так быстро меня забыть? А может еще любишь?» И тут я увидел явление, которое никогда в ней не замечал раньше. Надежда промелькнула в ее глазах. Она пыталась что-то увидеть во мне, что-то, что искала сама.

Но я не ответил, а в голове пронеслось воспоминание нашего первого с ней поцелуя, это было на поляне небольшого спального района нашего города, тот день стал лучшим в моей жизни, потому что дарил такие разноцветные воспоминания,которые не подарят никакие дозы эйфории, тогда она рассказала мне, что я единственный человек с которым она настолько открылась за несколько долгих лет. И я радовался этому и проклинал последнего, и одновременно не понимал, как можно терять такие сокровища, терять такие жемчужины.

Но в тот момент я посмотрел в небо, на воронов, на то как где-то далеко преодолевает метры грузовик, на дорогу.

И пошел, стирая ее номер на ходу. И что-то мокрое текло по моему лицу. Любовь ведь не терпит предательства. ...

Я наверное любил тех мужчин как своих братьев, потому что хлебокомбинат находился на Объездной, подальше от города, подальше от суеты, поближе к смыслу.