Тонкий вкус горького миндаля (Плененная моим Городом)
По сей день не могу до конца понять, как Город относился к пришельцам, - то ли с недоверием, то ли с равнодушием, а может вообще никак, просто терпел их присутствие да и все. Но это относилось к пришельцам обычным, без каких-либо ярких признаков индивидуальности. Что же касалось людей талантливых, то в этом случае, он, как настоящая кокетка, пускал в ход свои чары, чтобы привлечь внимание, очаровать, приворожить, удержать как можно дольше. И хотя ему это не всегда удавалось, например, Александр Сергеевич провел в Городе всего несколько дней и не сохранил о нем даже легких воспоминаний, но с годами, Город обучился многим премудростям (не исключаю, что у своих прелестных горожанок) и таланты стали задерживаться на более долгое время, все больше находя в нем черты привлекательные, заслуживающие не только пристальное внимание, но и отображения в своих произведениях.
Однако, для меня всегда останется загадкой, чем очаровала его эта хрупкая женщина с печальными голубыми глазами на скуластом скифском лице, грациозная и медлительная, совсем не похожая на страстных и стремительных женщин Города. Да и в стихах ее, закатно-печальных, о нем даже не упоминалось. Впрочем, не исключаю, что всю ее интимную лирику этот прохвост принял на свой счет... Может быть, но приковал к себе так железобетонно, что мне, порой, напоминала она Полонянку. Хотя для нашего степного юга, издревле это не было такой уж редкостью: степняки в набегах воровали женщин у поселян, а те, не будь дураками, отправлялись с казаками в ответные набеги и приводили в свои дома степнячек. Так повелось в нашем древнем крае еще задолго до рождения Города, а то что он воспринял обычаи и повадки наших прапращуров, то его ли в том вина...
И что ж прочел в душе моей Твой взгляд спокойно-безмятежный? Не обожгись душою нежной О пепел прожитых мной дней. Увы, еще он не остыл Все было, счастье и весна, И я смеюсь, смеюсь, смеюсь,
|
А Полонянка рвалась на волю, не осознавая коварства пленившего ее, терзалась и металась в плену своих чувств, пыталась разорвать оковы, опутывающие и мешающие полету. И только мечты давали возможность, хоть на короткое время, душе расслабиться, отдохнуть. Но даже в такие мгновения, мысль о несвободе таилась в глубине мятущегося разума.
Мне б хотелось быть ангелом добрым, Первым цветом, слезинкой дождя, Мне б хотелось быть зайчиком солнечным, Но нельзя, уж нельзя, уж нельзя. Я уже рождена, уже создана Светлым ангелом, ясною звездочкой Светлым ангелом, ясною звездочкой.
|
Ближе узнав ее, я был поражен тем внутренним богатством, созданным самостоятельно, вопреки удушливому мирку окружения, не смотря на социальные бури, разразившиеся над Страной и в щепки разнесшие не только Парусник – герб моего Города. Эта нежная и трепетная женщина, не сломленная, не потерявшая веры в себя, сохранившая Поэзию души, вечную нетленную женственность, как некую Тайну, к которой приобщила и нас с Городом.
Я – тайна, я – тайна, я женщина, Я таинством издревле венчана, Всегда быть звездою манящею И жаждою вашей палящею, Водою живительной радостной, Отравой и горькой, и сладостной, То – снегом, то – белым цветением, То – светом вам быть, то – затмением, То – суженою, то – случайною, Всегда неразгаданной тайною...
|
Юрий Топунов
Публікація першоджерела мовою оригіналу