АЛЛА ЖУР
Родилась 18 сентября 1955 года в селе Чернобаевка Херсонской области. В Херсоне окончила среднюю школу. Работала на заводе полупроводниковых приборов, училась в педагогическом институте и много лет работала оператором ЭВМ в Херсонском отделении железной дороги.
С 1998 года Алла Жур на творческой работе. Была литературным секретарём члена НСПУ, поэта Владимира Плоткина.
Стихи начала писать в школьные годы. Они изредка появлялись в периодике или в концертах–выступлениях литературного клуба «Эллинг» («Млечный Путь»).
В 2000 году выпустила в виде буклета сборник стихов «Иду к тебе».
В 1999 – 2000 годах в соавторстве с Владимиром Плоткиным создала поэмы «Грибные дожди» и «Недетские картинки».
В 2004 году увидел свет сборник стихов Аллы Жур «Родительский дом», в котором впервые собрано воедино всё лучшее, ею созданное. В своих стихах Алла Жур предстаёт перед читателем как тонкий лирик с твёрдой гражданской позицией.
|
ПЕРЕКРЁСТОК
Остановился мой буланый
на перекрёстке трёх дорог.
А вещий камень, как ни странно,
ни слова нам сказать не смог.
Мой верный конь, ломая крылья,
хотел взлететь, но молча стих.
И только хмурой серой пылью
легло отчаянье на них.
Он постоял, тряхнул уздечкой,
кому–то с вызовом заржал. И, в повороте взвившись свечкой, назад с победой поскакал. * * *
В трясине дней мелькнул далёкий свет.
И я пошла. И я пошла – смешная!– Забыв о том, что ночью солнца нет, надежду за реальность принимая. Как труден путь! И как же он смешон.
И как ничтожны раненые крылья... И полумрак, и тот последний звон, в котором плеть бессильного насилья. Не сотворю молитвы на ходу.
Я перед Богом стану на колени. Я зверь, я бес, бунтующий в аду. И я боюсь своей бунтарской тени. * * *
Я так давно хотела рук твоих.
Мне так нужна их раненая нежность. Несправедливо, что для нас двоих одна стрела – слепая неизбежность… Ей вопреки всё так же я пьяна
желанием желания коснуться.
Но если пить, так пить вдвоём до дна.
И ночью на руке твоей проснуться.
И ощутить, так близко ощутить
движенье пульса на твоём запястье... Но нам с тобою суждено прожить, играя с кем–то в призрачное счастье. ИДУ К ТЕБЕ
Мы встретились. Подашь ли ты мне руку… Мне, у которой нет безгрешных дней. Я шла к тебе, разжёвывая скуку, Чтобы не скиснуть в святости своей. Отчаянье вело меня по тропам,
где было больше гнева, чем добра. И всех святых я отвергала скопом. И завтра было хуже, чем вчера. Мне заплатить за счастье было нечем.
Я всем должна. И Богу, и судьбе. Я шла к тебе, не думая о встрече, не зная даже, что иду – к тебе. КНИГА
Однажды неуверенной рукой
впервые в жизни книгу я открыла,
И тайна строк со мной заговорила
и повела по жизни за собой.
Как труден путь осознанного «Я».
От азбуки и до своей страницы,
где спит вулкан седого бытия
и лишь душе возвышенной не спится.
Как труден путь, когда в плену теней,
когда судьба не дарит нам абзаца.
И гений слова к вечности своей
идёт дорогой нищего паяца. Он беззащитен, как младенца крик. Как боль души, он вечно безутешен. И, как молитва светлая, безгрешен его полёта каждый грешный миг. Однажды книга появилась вдруг, смущая разум смелостью сюжета. Познания животворящий звук не поглотит безжалостная Лета. * * *
Прощай, нелепость бега в никуда.
Ты столько судеб с хрустом раздавила, что вновь вернуться в эти поезда нас не заставит никакая сила. Прощайте, мысли горьких неудач,
вы в этой гонке вовсе не повинны. Кровавый кубок – пусть допьёт палач. Я вырвалась из липкой паутины. КОМНАТА
Анне Израилевне Грибун
Я рядом с Вами. Комната светла
от Ваших глаз и слов. И стены манят лучом почти забытого тепла. И память мне слезой своей туманят. Мы говорим о чём–то непростом. Кружатся мысли заблуждавшей стаей. И пол, покрытый шпоновым листом, горит узором, душу обжигая. И мама грустно смотрит на меня. Рука отца мне на плечо ложится. И за окном, среди седого дня, горячим снегом жизнь моя дымится. Сегодня я ни капли не грешу. И если кто–то может верить в чудо – оно в меня проникло вот отсюда – из комнаты, в которой я сижу. * * * Жертвенно листья сбросив,
молча сгорает осень. В пламени задыхаясь, стонет кострами парк. Грустью согрев планету,
осень уходит в Лету. Ни перед кем не каясь, поступью Жанны д'Арк. ПАМЯТИ МАМЫ
В сырой землянке пахло детворой...
Я, пятая, виновница тревоги, входила в мир, рождённая тобой. Наследница единственной дороги. Крестилась бабка, всех богов храня.
Измученная, ты взахлёб дышала. И примус грозно фыркал на меня. И ты глазами что–то мне шептала. Мы выжили с тобой в одном огне.
(При чём здесь аист – сказочная птица!) А вот сегодня суждено лишь мне в скупой строке за нас двоих родиться. НА ДЕСЯТОМ НЕБЕ
А подо мной с утра резвится дождь.
И пахнут ветром старые портьеры. И знаю я, что ты ко мне идёшь посланцем ослепительной Венеры. Звенят ветра, качаясь по траве,
и мокрым смехом зонтики целуют. И пенятся шампанским в голове. И на балконе голуби воркуют. И завопит пронзительный звонок,
и птицы удивлённые застынут. И ты шагнёшь на преданный порог – и словно не был он тобой покинут. * * * Памяти родителей
Как путник, посёлок
в неистовом вое метели.
На сытую свалку
уходит, кружа, вороньё.
И стаи собачьи
в разборках совсем озверели –
никак не поделят
голодное царство своё.
Наш старенький домик –
заложник у дней отлетевших –
в развалинах судеб
стоит, как безвестный поэт.
Бывает и радость
у стен этих, всё претерпевших.
Лишь места под солнцем
у домика нашего нет.
* * * Алле Любимовой
Уедешь ты. И долго будет длиться
в моей душе твоих печалей звон. И времени слепая колесница растопчет чей–то смех и чей–то стон. И безысходность вечного сиротства
в который раз напомнит мне о том, что жизни заскорузлое уродство не изменить. Ни лаской, ни кнутом. * * * Загадочное, звёздное вино –
тайник Её Величества Природы. Бессмертье чувства в нём заключено – пьянящее дыхание свободы. Новорождённой пеной колдовства
трепещет жизнь, касаясь дна фужера. И даже вдохновенные слова замрут, стыдясь своей окраски серой. Замрут сердца – Шампанское поёт!
Классическое, вечное мгновенье. И светел мир, пока ещё живёт неповторимый всплеск возникновенья. * * * Люблю тебя. Слеза хмельнее дна.
Люблю тебя. Ни шанса, ни упрёка. Мне – до тоски бывает одиноко, когда тобою дышит тишина. Я чувствую присутствие твоё.
И пепел глаз, и смелые ресницы. И миг забвенья так незримо длится – полночное отчаянье моё. Я не могу себя преодолеть
в холодном подземелье непокоя. Щелчком замка расправится со мною моей судьбы невидимая плеть. * * * Я опять возвращаюсь к себе,
У которой ни боли, ни злости. Только лишь перемытые кости и осколки свободы в судьбе. * * * На Суворовской ветер
непрошенным гостем гуляет.
Наглотался зимы
где–то в дальних, морозных краях.
Он плюёт на взаимность,
нахально к ногам припадает
и целует ресницы
до режущей боли в глазах.
Под расхристанным небом всё кажется горьким и хмурым.
У лоточников нынче
не самый удачливый день.
По Суворовской ветер
несётся знобящим аллюром,
у нарядных лотков
подметая осеннюю лень.
Я поеду домой.
Я согреюсь в холодной квартире.
Убеждая себя –
это ветер во всём виноват –
что в сиротски заброшенном,
старом, измученном мире
наши горькие судьбы
на грязных подмостках лежат.
|
|
Публікація першоджерела мовою оригіналу
