on-line с 20.02.06

Арт-блог

06.09.2018, 13:50

Вересень-2018

Знову Вересень приїхав На вечірньому коні І поставив зорі-віхи У небесній вишині. Іскор висипав немало На курний Чумацький шлях, Щоб до ранку не блукала Осінь в зоряних полях. Р.Росіцький

Випадкове фото

Голосування

Що для вас є основним джерелом інформації з історії?

Система Orphus

Start visitors - 21.03.2009
free counters



Календар подій

    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Новини регіону

22.03.2024, 13:15

Книга історій "Плач Херсонщини". Художниця створила ілюстрації використовуючи старослов'янські символи

  Художниця з Херсона Валерія Гуран працювала в Естонії та ...
20.03.2024, 23:16

Сквер на проспекті Незалежності в Херсоні назвали на честь Джона Говарда

  У Херсоні завершилось громадське голосування щодо перейменування ...
20.03.2024, 22:51

Присвятила 50 років свого життя театру. Історія Заслуженої артистки України з Херсона Олександри Тарновської

Заслужена артистка України Олександра Тарновська присвятила 50 років ...
> Теми > КУЛЬТУРОЛОГІЯ > Археологія Таврії > Возвещай же, стела, о моей смерти...

Возвещай же, стела, о моей смерти...


Ольвийские эпитафии.
Древние греки, основавшие в VI в. до н. э. на северном побережье Черного моря много городов, ввели здесь совершенно новые для этой земли обычаи и традиции. Среди многих из них, особый интерес представляют надгробные памятники с эпитафиями. Уважительное отношение греков к умершим, сохранение памяти о них, иногда обожествление в роду или семье отдельных, чем-либо прославившихся предков, способствовало устройству больших некрополей вблизи городов. С самого раннего времени ольвиополиты ставили над могилами различные памятники. Каждое надгробие служило апотропеем независимо от его характера и формы, представляя своеобразный знак запрета разрушать или осквернять могилу. Чаще всего на нем ставилось имя умершего. Ведь недаром в древнегреческом языке название надгробия - мнема - это и память, и памятник.

Из всех причерноморских городов древнейшие эпитафии найдены в Борисфене (Березанское поселение) и Ольвии. От них сохранились лишь незначительные фрагменты на известняковых стелах. Но они свидетельствуют о том, что уже в середине VI в. до н. э. греки Нижнего Побужья высекали на них не только рельефные изображения, но и стихотворные надписи, пытаясь тем самым увековечить образы своих родственников, сохранить о них память и дать наглядное представление о взаимосвязи искусства, поэзии, ритуале погребения и посещения могилы, а в общем религиозно-философском смысле — о потустороннем мире и недолговечности земного бытия.

Редчайшим памятником не только ольвийской, но и вообще всей древнегреческой надгробной скульптуры является стела Леокса, сына Мольпагора 500-490 г.г. до н.э., которая более девяноста лет хранится в Херсонском музее. Как ни один из памятников, найденных в Северном Причерноморье, она привлекала внимание многих исследователей. Однако до нашего времени в научной литературе нет однозначного решения вопросов о том, кто именно изображен на стеле, насколько точна интерпретация надписей, когда и где она была изготовлена, кем на самом деле был Леокс, имя которого связано с таким уникальным памятником искусства. Во многом это объясняется тем, что стела сохранилась фрагментарно.

Судя по внешним данным памятник представлял собой узкую тонкую плиту, высеченную из белого крупнозернистого мрамора. От нее на территории ольвийского некрополя, расположенного под застройками современного с. Парутино, была найдена только средняя часть, высотой с одной стороны 47 см, с другой — 66 см, ширина — 36 см, толщина — 12 см. На одной ее стороне в невысоком рельефе изображен обнаженный юноша с посохом в руке, на второй — юноша в профиль с горитом и стрелой. На узких торцах стелы вырезаны надписи, которые, как и рельефы, сохранились частично, что в конечном итоге и привело к разнообразным реконструкциям и толкованиям.

Впервые стела была опубликована в 1915 г. Б. В.Фармаковским. До сих пор статья о стеле является наиболее обширной и скрупулезной. В ней представлена не только полная реконструкция всего надгробного памятника, сделанная его братом М.В.Фармаковским, но и восстановлены надписи с помощью В.В.Латышева, М.И.Ростовцева и А.В.Никитского. В результате этих общих усилий выдающиеся исследователи пришли к выводу, что это посвятительная надпись:

«Я, Леокс Молпагоров, посвятил тебе, Подательница добычи, эту стелу вдали от города (Ольвии), в скифской земле».

Однако вскоре после публикации представленное восстановление вызвало дискуссию в научной литературе. Большинство ученых, в том числе и современных, резонно полагают, что это надгробная стела со стихотворной эпитафией. Последняя из известных ее реконструкций принадлежит известному ученому Ю. Г. Виноградову:

«Памятник доблести я говорю, что едали, за отчизну жизнь отдавши, лежит сын Мольпагора Леокс. »

Такое восстановление намного ближе тому тексту, который можно извлечь из нескольких сохранившихся слов на стеле. Соответственно им можно уверенно говорить только о том, что памятник принадлежит Леоксу, сыну Мольпагора, погибшему, а скорее всего, и похороненному вдали от города. В связи с этим многие исследователи резонно полагают, что стела была установлена не над могилой Леокса, а над кенотафом (символической могилой). А если это так, то Леокс погиб настолько далеко от Ольвии, что у его родственников не было возможности доставить его тело для надлежащего погребения.

Не меньший интерес представляют и изображения на обеих сторонах стелы. Б.В.Фармаковский и другие ученые, безоговорочно принявшие его точку зрения, считали, что здесь на главной стороне представлен юноша-воин с копьем в шлеме как олицетворение личности самого Леокса. С другой стороны — амазонка в прекрасном костюме, воссозданном М.В.Фармаковским по изображению ее фигуры на краснофигурном алабастре из Одесского археологического музея. Б.В.Фармаковский также не исключал, что на таком памятнике, посвященном, по его мнению, Афине Лейодоте (Подательнице добычи) могли быть изображены знаменитые афинские мифологические герои — Тесей и Антиора. В последующее время было высказано много других мнений относительно изображенных на стеле фигур, прежде всего, о втором персонаже с горитом. Одни ученые до сих пор согласны с тем, что это — амазонка, другие видят в нем скифского лучника, эллинизованного варвара, являвшегося слугой или провожатым Леокса, и даже его противника — скифа, над которым он одержал победу.

Среди многочисленных памятников древнегреческой скульптуры, подобной или близкой ей по сюжету и расположению столь разных фигур, не имеется. Можно с полным правом говорить о том, что это единственное оригинальное произведение, изготовленное по заказу, скорее всего, милетским, скульптором. Причем редкость заключается именно в показе необычной фигуры лучника на одной стороне стелы в смысловой связи с греческим юношей, тип которого в обнаженном виде был весьма распространен в искусстве Эллады.

На наш взгляд, это не амазонка, которую несмотря на мужской костюм, всегда изображали с утонченно женскими чертами, в длинных, облегающих ноги штанах и куртке. Поэтому следует согласиться с теми учеными, которые видят в нем эллинизованного варвара в роли верного слуги Леокса, погибшего вместе с ним.

Если на одном торце стелы хорошо сохранилось имя погибшего ольвиополита, то от надписи на другом торце дошло только пять букв, которые являются окончаниями двух слов. Обычно считают, что эта надпись, значительно более короткая по сравнению со стихотворной эпитафией, тоже удостоверяла имя Леокса, сына Мольпагора. Однако, учитывая неординарность памятника, а тем более образ лучника, не исключено, что на втором торце стелы было скромно отмечено его имя. На ольвийской стеле именно профильное, а поэтому более узкое и как бы уменьшенное по сравнению с основным персонажем изображение лучника, повернутого лицом как бы в сторону юноши, является основным связующим звеном между ними, служит соподчиненности одного рельефа другому, сюжетной связи между ними.

Мастер, изготовивший стелу, несомненно знал историю смерти Леокса. Она была предназначена только для него. Ее уникальность, в свою очередь, свидетельствует о каких-то экстраординарных событиях как в жизни Леокса, так и Ольвии.

Тем не менее только на основании фрагментов рассмотренных надписей и рельефов нельзя точно и однозначно установить, что на самом деле представляет собой Леокс, каким образом он погиб и где именно его настигла смерть. У каждого исследователя этого памятника, которым может гордиться Херсонский музей, складывается собственное представление о нем.

Представляется, что Леокс погиб вдали от Ольвии, исполняя посольскую миссию к кочевым скифам или скифским земледельцам Лесостепи, с которыми ольвиополиты поддерживали особенно тесные отношения в VI — начале V в. Обращает особое внимание то, что древко так называемого копья больше похоже на посох. Копье обычно изображали в виде тонкой прямой одинаковой толщины по всей длине палки, а посох по сравнению с ней выглядит сучковатым, плохо обработанным. Как раз такой показана палка у торса обнаженного юноши на Леоксовой стеле.

Исходя из этого, он олицетворяет собой, скорее всего не воина, а гражданина, отправленного с мирными целями в сопровождении охраняющего его слуги, а вместе с этим провожатого и переводчика к какому-то племени, где их по неизвестной причине настигла смерть.

Если это так, то стела действительно была установлена через какое-то время над «братским» кенотафом. Соответственно памятнику и имени как Леокса, так особенно его отца Мольпагора более-менее уверенно можно констатировать, что он происходил из аристократического рода Милета и по своему социальному рангу играл важную роль в государственной жизни Ольвийского полиса.

Значительно лучше сохранились три стихотворные эпитафии более позднего времени. Однако в отличие от памятника Леокса они в одном случае вообще не сопровождаются изображениями, в двух других рельефы практически полностью уничтожены.

Четырехстрочная надпись первой половины VI в. до н. э. вырезана на небольшой мраморной плитке-вставке в надгробие. Она представляет собой короткую эпитафию, сложенную в размере элегического дистиха:

О, Эпикрат, Исократа дитя!
Над могилою стела —
Памятник это,
Хотя рано в могилу тебе.

Хотя этот стих и очень краток, но в нем ярко выражена «элегичность» — грусть и скорбь о рано умершем сыне, столь свойственная вообще древнегреческим эпитафиям. Странно только, что такие памятники в Ольвии были, очевидно, редкими и принадлежали в основном наиболее образованным гражданам, которые могли позволить, себе поставить памятник с эпитафией даже умершему ребенку.

Вторая эпитафия расположена на небольшой мраморной плите под остатками рельефного изображения, в котором угадывается популярная в надгробной скульптуре сцена, так называемой, загробной трапезы. Возлежащий на ложе мужчина и сидящая в кресле возле него женщина обычно держат в руках сосуды с напитками, рядом стоит столик с различными яствами и мальчик — слуга, обслуживающий семейную пару.

Стихи более подробно, чем в первой эпитафии, повествуют об умершей:

«Возвещай же, стела, о моей смерти. Отца Аристарха, оставила, в полном одиночестве. Партенида, едва соприкоснувшись с возрастом доблести. В возрасте семи лет я умерла.»

Эпитафия не дает конкретных представлений ни об отце, ни о его дочери, за исключением общепринятых: здесь реальные имена, возраст умершей девочки, все последние слова подчинены функциональному назначению памятника, призваны путем словесного искусства вызвать глубокую скорбь, что уже приближает его к поэзии значительно больше, чем другие ольвийские эпиграммы.

В отличии от «говорящей» стелы Леокса, в эпитафии Партениды сама Девочка рассказывает о себе и призывает свой памятник «возвещать» о ней и ее смерти. Не отец горюет о Партениде, а дочь переживает, что оставила его «в полном одиночестве». Вместе с тем в завуалированной форме сквозь ее слезную тоску вырисовывается и скорбь Аристарха.

Палеографические особенности надписи, применение в ней дорического Диалекта, имя Партенида, которое было производным от культового имени Артемиды Партенос — верховной богини Херсонеса Таврического, свидетельствуют о том, что Аристарх был выходцем из этого города, возможно, купцом. В III в. до н.э. в Ольвии жило немало херсонеситов, им здесь были предоставлены льготы в торговле и другой деятельности. Поэтому не исключено, что семилетняя Партенида была дочерью богатого купца, жившего в Ольвии. Переживание девочки о его полном одиночестве — прямое свидетельство о том, что она воспитывалась без матери.

И эпитафия Эпикрата, и эпитафия Партениды раскрывают в полной мере любовь жителей Ольвии к своим детям. Нередко считается, что древние греки не радовались рождению дочерей, воспитание и устройство которых требовало больших средств и забот. Выходя замуж, они покидали родной дом.

Однако, эпитафия Партениды, как и многие эпитафии Боспора свидетельствуют об обратном. Богатые надгробные памятники с эпитафиями устанавливались над могилами и сыновей, и дочерей.

Лишь одна ольвийская эпитафия связана с личностью старого человека:

«Эта могила, о странник, заключает в себе покойника, дошедшего до обычного всем края жизни. Его родиной был город Ольвия в Скифии, а имя у смертных состоит из слов судьба и дар. Это был уважаемый старик, который уходя в назначенный роком дом Аида, оставил в живых двоих детей. Его, одинаково желанного и людям, и бессмертным, о божество, пошли в жилище благочестивых».

В отличие от предыдущих эпитафий здесь прямо не указано имя усопшего, но оно раскрывается путем словесной игры и поэтического обобщения всех имен для смертных, сложенных из слов мойра — судьба и дора — дар, что в итоге значит Мойродор. Впервые здесь звучит обращение к страннику.

Во II — I в. до н.э., — а этим временем можно датировать надпись, уже вошло в традицию обращения к путникам в стихотворных эпитафиях. Некрополи были своего рода визитными карточками античных городов. Проложенные по ним дороги вели к их воротам. Надгробные памятники нередко, стояли у дороги, чтобы проходящий мимо мог остановиться прочитать надпись и посмотреть скульптуру. Применение диалогической формы способствовало живости и выразительности стихотворения, создавало чувство непосредственного общения с умершим, которого как бы заменял его памятник.

Эпитафия Мойродора состоит из двух частей. В первой из них звучит обращение к путнику и ему же дается краткая характеристика простого ольвийского гражданина, явно ничем особым не прославившегося, но уважаемого в Ольвии и воспитавшего двоих детей. Во второй, уже более эмоционально, звучит просьба к божеству определить его «в жилище благочестивых» поскольку он одинаково проявлял уважение и людям, и бессмертным богам. Ольвийский безымянный поэт в этой небольшой эпитафии сумел раскрыть возраст покойного («уважаемый старик»), его семейное положение («оставил в живых двоих детей»), отношение к нему жителей города, его редкое имя и происхождение.

Это единственный эпиграфический документ, в котором указывается, что полис Ольвия находится в Скифии. Под таким утверждением отнюдь нельзя понимать, что город принадлежал скифам. В представлении эллинов с древнейших времен Алкея и Гекатея Милетского такое понимание географического расположения античных полисов вошло в традицию. Ведь под Скифией или скифской землей они подразумевали не государство скифов, а обширные земли от Дуная до Дона, населенные разными племенами.

Слова «его родина — полис Ольвия в Скифии» отточено гордые, в них нет и намека на какое-то унизительное признание такого происхождения, в далекой варварской земле, на окраине античного мира. Здесь, конечно, особый акцент сделан на «полис Ольвия», которым так гордились его граждане со времени переселения. Автор эпитафии выразил и свое собственное экспрессивно-эмоциональное настроение и мировоззрение. Оно заключалось в том, что человек должен достойно прожить жизнь, чтобы получить после смерти новую жизнь среди благочестивых.

Поэт был хорошо ознакомлен с представлениями о взаимосвязи демонических сил с упорядоченными силами общественной жизни. Внутренние качества человека определяют не только его судьбу, но и способствуют порядку и гармонии в обществе. Он верит в мойр, определяющий судьбу человека, в ее предначертанность и неизбежность смерти. Однако последняя назначается невидимым роком, который определяет и посмертную участь смертных. Божество подземного мира Аид в этом посмертном распределении участвует как бы опосредованно, ждет просьбы и даров тех, кто остался еще вне царства.

Ольвийский поэт свел маленький эпизод о смерти простого старика к общим закономерностям и философскому обобщению, о жизни и смерти, неизбежности для людей «обычного всем края жизни» и бессмертии богов.

В Ольвии найдено немало прозаических надписей на надгробиях. Их лаконизм и краткость - самая характерная черта, начиная с V в. до н.э.:

«Посейдоний, сын Теоба»; «Памятник Мая, сына Гермагора»; «Я -памятник Харма, сына. Днфила»; «Патрофила, дочь Посия»; «Прота, жена Баттиона, дочь Никомахй»; «Асфоруг, сын Караста, поставил плиту Ахиллу, сыну Калликла, на память»; «Аркефон, сын Кефисодота, афинянин» и т.д.

Общим в них является то, что несмотря на социальное положение, а в первые века нашей эры и этническое, у всех отмечено имя отца. Патронимик играл существенную роль не только в семейной, но и общественной жизни ольвиополитов до конца существования города.

Естественно, рассмотренные эпитафии немногочисленны сравнительно с теми, которые были широко распространены в городах Боспорского царства. Но даже и те, которые дошли до нашего времени, дают представление о том, что в Ольвии стремились так или иначе сохранить память о своих родственниках. Местные поэты своими стихами содействовали утешению тех, кто печалился об ушедших. Однако, создается впечатление, что этот уход не вызывал у них глубокой скорби. Возможно, что в представлении грека достойно проживший жизнь на земле человек пребывает в жилище благочестивых или священном доме героев. Ни один письменный источник не говорит о том, что ольвиополиты хорошо знали религиозные представления о бессмертии души, ее загробном существовании в воздухе (эфире) или небе, хотя это вовсе не исключено.


Руслева А. С. доктор исторических наук. (Киев)
Журнал «Летопись Причерноморья» №3 Херсон 1999 г.

 

Напишіть свій коментар

Введіть число, яке Ви бачите праворуч
Якщо Ви не бачите зображення з числом - змініть настроювання браузера так, щоб відображались картинки та перезагрузіть сторінку.